– Что случилось? – удивилась Ангелина.

– Это мой земляк. Не хочу, чтобы увидел.

Ангелина промолчала, но про себя подумала, что однажды он так же оттолкнет всю ее, доверившуюся и расслабившуюся. Будет держать над пропастью – и, не предупредив, отпустит руки. Но перед сном он написал, что никогда раньше не чувствовал себя настолько счастливым, как в этот вечер, и Ангелина забыла про недоразумение в машине. А страсть, между тем, разгоралась между ними, как сибирская тайга в июле. В один из дней Адам предложил проводить Ангелину до двери квартиры.

– Но ты не можешь зайти ко мне, я пока не готова, – испугалась она.

– Я просто провожу, – улыбнулся Адам.

Они зашли в лифт, Ангелина нажала свой пятый этаж, а Адам – последний, 16-й – и посмотрел на нее долгим игриво-испытывающим взглядом. Она забилась в угол, боясь его напора и одновременно желая его. Он вырос над ней, закрыл её всю своим огромным сильным телом, обнял нежно, потом крепко, она встала на носочки, потянулась к нему, как стебель тянется к своему солнцу, он поцеловал ее в лоб, в нос, в глаза, в губы, потом в шею. Они целовались – страстно, сжимая друг друга в объятиях, теряя равновесие. Лифт доехал до последнего этажа, спустился вниз, Адам снова нажал 16-й.

– Надеюсь, здесь нет камер, – игриво спросила, едва отрываясь от его губ, Ангелина.

– Не знаю, все равно, – успокаивая дыхание, ответил Адам.

Он сильнее прижал ее к стенке лифта и наконец положил руку туда, где было мокро и горячо. Через лосины и трусики Ангелина ощутила нежность и силу его пальцев. Окончательно потеряв над собой контроль, она застонала от удовольствия. Неожиданно для них, увлекшихся процессом, лифт остановился на восьмом этаже. Едва они успели отскочили друг от друга, вошел мужчина с собакой. Ангелине показалось, что он подозрительно на обоих посмотрел. «И что ему не спится в час ночи», – с досадой подумала она и, взглянув на раскрасневшегося Адама, засмеялась.

С тех пор страстные поцелуи в лифте стали их традицией, но ограничиваться лишь ими было все сложнее.

***

В субботу в восемь должен был прийти Адам. Ангелина убрала всю квартиру, запекла курицу с картошкой, приготовила яблочный пирог и приготовилась сама. Даже намазалась своим парадно-выходным кремом от Zielinski & Rozen. Красилась не сильно, но все равно очень нравилась себе в зеркале. С тех пор, как она познакомилась с Адамом, все подружки стали отмечать в ней изменения. Они называли это «блестят глаза». Ангелина, разглядывая себя после страстных поцелуев в лифте, и сама видела, как хорошела рядом с Адамом: растрепанные волосы казались еще гуще, свежий румянец на щеках молодил, пухлые зацелованные губы цвели как розы, а тушь, пусть и слегка растекшаяся, выгодно подчеркивала глаза, в мягкой зелени которых плескалось наивное и бесстыдное девичье счастье. Любуясь собой, она думала: «Ну и что, что я не встретила первую взаимную любовь в 15, не испытала этой страсти в 20. Я влюблена и желанна своим любимым сейчас, в 30, и это ничуть не хуже. Такие эмоции в любом возрасте превращают нас в искренних подростков».

Адам не опоздал ни на минуту. Ангелина представляла, что прямо в прихожей они кинутся друг другу в объятия, он прижмет ее к стене, сорвет рубашку, поднимет на руки и отнесет в спальню. Но Адам стоял, смущенный, переминаясь с ноги на ногу, и вертел в руках букетик кустовых роз. Ей даже нравилось, что такой большой и сильный мужчина стесняется как маленький. Вылитый медвежонок. Это был странный набор психотравм: ей хотелось, чтобы он властно брал ее как хозяин вещь, гладил по волосам и качал на коленях, как отец качает дочь, и растворялся в ее нежности и заботе, какую мать отдает сыну.