Они тут же окрасились красным, но это было лучше, чем оставить края раны открытыми. Еще одна салфетка, смоченная хлоргексидином, легла сверху, и я также закрепила ее пластырем, осторожно касаясь тела мужчины.

Не считая множественных ссадин и ушибов, у Ангела было серьезно травмировано кастетом плечо, с противоположной стороны от раны на боку. Я выпрямилась и повернулась к нему.

Смочив ватный диск антисептиком, прошлась вдоль разрывов на коже, стараясь не причинить боли, но главное не думать, что стою со своим незнакомцем лицом к лицу, практически вплотную.

Ангел был достаточно высоким, чтобы я не видела его глаз, но не чувствовать его сильную ауру не получалось. И дышать нормально тоже.

Он вдруг медленно, но шумно втянул в себя воздух через ноздри, то ли от боли, а то ли от усталости приподняв рельефную грудь. Я отдернула руку и подняла глаза на мужчину. Не хотела, но все-таки встретилась взглядом с его иссиня-голубыми глазами.

Одновременно холодными, как айсберги, и притягательными, как небо.

Невероятный цвет. Неужели такие бывают? Темные ресницы делали этот взгляд только выразительней и… смертельнее, если позволить его холоду коснуться души.

Он смотрел на меня. И совершенно точно рассматривал.

– Я… я закончила. Больше мне нечем тебе помочь.

Я все-таки сумела отступить и отвернулась. Поправила нервно спутанные волосы. Без парика перед незнакомцем я ощущала себя особенно незащищенной и это добавляло нервозности. Убежище вряд ли спасет косулю, если она сама впустит внутрь хищника. Я впустила, и теперь, ощущая исходящую от него опасность, могла только молиться, чтобы он не сомкнул на моей шее клыки.

Завязав пряди привычным движением в жгут на затылке, я вернулась к мясу и пасте. Достала из настенного шкафчика баночку с приправой, но уронила ее у самой поверхности стола и тихо чертыхнулась на себя. Не существовало способа не замечать Ангела и взять себя в руки.

И не существовало силы, чтобы вернуть вчерашний день и просто проехать мимо.

Нет, невозможно. Я бы не смогла, и мы бы все равно оказались с ним в этой точке.

Я сказала, не оборачиваясь:

– Тебе лучше лечь и приложить к ране лед, а мне – закончить с обедом. Потом мы уйдем в город, и ты сможешь поесть. Клянусь, я никому не сообщу о тебе, это не в моих интересах. Но, пожалуйста… постарайся исчезнуть из моей жизни, она и без тебя непростая.

– Где твой муж?

Я замерла. Потом медленно взяла дуршлаг, выключила на плите одну конфорку и слила с пасты воду в раковину.

– Странно, что ты ночью не задался этим вопросом, – ответила негромко.

– Его нет с вами, это я понял. Меня интересует, существует ли третий, кто может обо мне узнать? Соле, цена может оказаться непомерно высокой для тебя.

Непомерно? Что может быть больше той цены, которую я уже платила сейчас?

– Нет, – я замерла и мотнула головой. Повторила тверже, стараясь и себя убедить в обратном: – Нет. И тебя тоже… тоже не существует!

***

Мы гуляли с Вишенкой до раннего вечера, обойдя половину Верхнего города. Сходили в кино, покормили птиц на старой площади Веккиа, поднялись на холм к замку Сан Виджилио, где долго любовались видом Нижнего Бергамо, раскинувшегося у подножья Альп, и тихой красотой его верхней части.

Мне нравились уютные, узкие улочки Бергамо. Красивые площади. Вид высоких шпилей старинных церквей и храмов. Часовые башни и колокола на них, которые так же, как и триста лет назад, каждый день отсчитывали звоном городское время. И нравились местные жители с их размеренным темпом жизни и приветливыми улыбками.

Здесь я ощущала себя спокойной, насколько это возможно. И спокойной за Марию.