Зачем думать о ком-то, кого нельзя достать. Лучше подумать о Нероне. О его бездонных синих глазах, о венце в черных кудрях, о его красивом лице и, конечно же, о его власти, которая стала почти безграничной с тех пор, как он расправился с матерью, ее ставленниками и прижал сенат. Многие были недовольны этим фактом неограниченной власти. Акте же нравилось, что у Нерона почти такие же замашки, как у нее самой. Она нашла в нем нечто родственное и теперь наслаждалась этим.

– Кошмарные сны – это иллюзия. Борись с ними, и они никогда не смогут взять власти над тобой. Я знала одного человека, который начал бороться с чудовищами, запугивавшими его в сновидениях, и они сдались под напором его воли. В последний раз вместо пугающего сна, ему приснился сон, указующий, где найти несметные сокровища, будто в искупление за то, что прежде владыки сновидений его пугали, они решили дать ему шанс разбогатеть. Это было давно в Персии, при царе Дарии.

– Тот человек тоже был магом, – Нерон глянул на уже пустое место, ни чем не напоминавшее о трупе.

– Можно и так сказать, – она не добавила, что в сокровищнице, в которую его заманили сны, он погиб. – С любыми наваждениями ночи можно справиться, если только не пригласишь в свои сны такое существо, как я.

Она коварно сверкнула глазами, похожими на два оживленных магией драгоценных камня. Крылья плавно взмахнули за ее спиной.

Акте слышала голоса статуй, шептавшие что-то в мраморной глубине, но их не слышал Нерон. Тесный круг из тринадцати фигур разомкнулся, хотя движений не было заметно. Но скульптуры снова стояли по своим углам.

Гай принес ей то, на что было приятно посмотреть. Его стоило за это отблагодарить. Акте стояла в ночной темноте, опаленной пламенем факелом и разглядывала маленький кусочек кожи, срезанный с человеческого тела. Знак на нем был едва различим. Хорошо, что он остался даже после того, как кожу отделили ножом от плоти. Символ, выжженный небесным огнем, имел свойство исчезать, едва его коснулось нечто нечистое. Но сейчас он остался, бледный, как тень. Наконец-то, в ее руки попало то, чем ее истребляли. Защитный знак, которым Михаил метил своих избранных воинов, оказался не таким уж сильным.

Крест, заостренный к концам, как кинжал, и с одной стороны обрамленный краем ангельского крыла. Занятный символ. Он больше напоминал клеймо раба, который безвольно и слепо исполнит любой пагубный приказ. Это не символ избранности. Ее главному врагу нужно от людей лишь подчинение. Они не борцы за справедливость, а просто слепое стадо, отмеченное ангельским огнем.

Интересно, видели ли они Михаила в тот момент, когда он их заклеймил или их глаза оставались слепы.

Акты вертела в пальцах то, что несведущему человеку показалось бы оборванным клочком подпаленного пергамента.

– Тот, с кого ты это содрал, до сих пор жив? – равнодушно спросила она у Гая.

– Один, да.

– Один? – она нахмурила брови.

– Несколько первых попыток были неудачными.

– Опиши это!

– Ну, – преторианец долго подбирал слова. – Их плоть словно выгорала, если срезать такие знаки со спины или с поясницы, с любого места тела, где они заняли большой участок кожи, но у одного раба крошечная метка располагалась на плече, а не на лбу или шее, как у большинства. Его правая часть тела представляет теперь из себя печальное зрелище, но он до сих пор двигается и говорит.

– Приведите его ко мне!

Через считанные минуту покалеченного молодого мужчину бросили перед ней на колени.

– Раб одного патриция, который без спросу ходил на тайные моления по ночам, – пояснил Гай. – Хозяин от него отрекся, едва узнал, что он затевал что-то против вас.