– Поменяйте публику.

Завадский ехидно:

– Посоветуйте как.

– Напишите на афише: «Спектакль только для тех, кто способен понять». Будет аншлаг, все решат, что признаваться в неспособности неприлично.

– Если Завадский умрет, я умру тоже.

– Почему, Фаина Георгиевна? Вы так его любите?

– Не от тоски, от избытка желчи. Мне не на кого будет ее изливать.

Я не помню случая, чтобы кому-нибудь удалось оказаться сверху Завадского.

Иногда Юрий Александрович ведет себя не как мужчина, а как склочница из коммунальной квартиры.

Завадский – вытянутый в длину лилипут.

Была у Завадского жена – Уланова. Слава богу, у нас не танцевала.

Кончаю мое существование на помойке, то есть в театре Завадского.

Театр – невыносимая пошлость во главе с Завадским.

Творческие поиски Завадского охарактеризовывались Раневской не иначе, как «капризы беременной кенгуру».

Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Наконец, у Завадского лопнуло терпение и он попросил актеров не замечать актрису, когда она в очередной раз опоздает.

Вбежав в репетиционный зал, Раневская поприветствовала коллег:

– Здравствуйте.

Молчание.

– Здравствуйте, – повторила Фаина Георгиевна громче, но ответа не услышала.

– Здравствуйте.

Ноль внимания.

– Ах нет никого?! Тогда пойду поссу.

Наблюдая за происходящим на сцене Юрий Александрович не выдержал и заорал:

– Фаина Георгиевна! Вы своими находками «сожрали» весь мой замысел!

– То-то у меня чувство, как будто я говна наелась, – достаточно громко пробурчала Раневская.

– Вон из театра! – крикнул мэтр.

Подойдя к авансцене, Фаина Георгиевна ответила:

– Вон из искусства!!

Юрий Александрович Завадский любил не только читать лекции, но и организовывать мастер-классы по актерскому мастерству, точнее по своему видению театра. Фаина Георгиевна не любила эти мероприятия, считая их пустой тратой времени. В который раз заметив, что Раневская не пытается скрыть зевоту, режиссер начал укорять актрису:

– Фаина Георгиевна, как же так? Я говорю, а вы зеваете!

– Не смущайтесь, – заявила Раневская. – Я всегда зеваю, когда мне очень интересно.

Завадский:

– Фаина Георгиевна, почему вы меня не слушаете?

Раневская:

– Чтобы не появилось желание возражать.

Завадский:

– Наша позиция твердая! Раневская:

– Но гибкая.

Услышав о Завадском, что тот страшно злопамятный и никогда никому ничего не прощает, Фаина Раневская возразила:

– Неправда! Себя он прощает всегда.

Как-то Юрий Александрович Завадский, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда, опаздывал на репетицию. Ждали долго. Наконец, не выдержав, Раневская спросила с раздражением:

– Ну и где же наша Гертруда?

Есть перпетум мобиле, а Юрий Александрович – перпетум кобеле.

Он умрет от расширения фантазии.

Делая скорбную мину, Раневская замечала: «В семье не без режиссера».

…С упоением била бы морды всем халтурщикам, а терплю. Терплю невежество, терплю вранье, терплю убогое существование полунищенки, терплю и буду терпеть до конца дней. Терплю даже Завадского.

– Ох, вы знаете, у Завадского такое горе! – Какое горе? – Он умер.

Во время репетиции Юрий Александрович Завадский обиделся на актеров из-за какой-то ерунды, не сдержался, накричал, выбежал из репетиционного зала, хлопнув дверью и бросив:

– Пойду повешусь!

Все были подавлены. В тишине раздался спокойный голос Раневской:

– Юрий Александрович сейчас вернется. В это время он всегда ходит в туалет.

Завадскому дают награды не по способностям, а по потребностям. У него нет только звания «Мать – героиня».