Хотел Андруша лишний раз высказаться насчёт фанатов, да остерёгся: Ярослав со школы топил за белгородский «Салют», практиковал выезды и вполне мог дать в морду тому, кто называет фанатов быдлом из-за того, что фанаты бьют в морду за одно лишь мнение о них как о быдле. Тем более Че отвернулся. Он смотрел в заоконную даль и то и дело поднимал ладонь до горизонта, чтобы видеть только небо. О каком футболе могла идти речь, когда на его глазах свершалась магия: облака и солнце, всю дорогу преследовавшие поезд, тотчас замирали в стоп-кадре, стоило Че заслонить грязно-снежные поля с куцыми скелетами деревьев. Увиденное вдохновило наблюдателя на бодрость и он втянул Андрушу в свои домыслы о природе вещей.
Вскоре справа, из глубин межкроватья, послышалось шуршание фольги и газет в сопровождении пластиковых звуков распаковки контейнеров с пищей. Запах, схожий с тем, который в канун Нового года транслируется в подъездах, добрался до Андруши и Ярика. По такому случаю Че вскрыл пачку чипсов и отгородился от кухонного духа сырной стеной.
Он был принципиальным поборником того, что в общественных местах надо есть еду профессионально приготовленную и универсальную, ко вкусам и запахам которой окружающие морально подготовлены. А домашняя стряпня, дескать, – это личное, близкое и привычное только домочадцам. Да и домашний кухарь – он всегда готовит как для себя, а значит и мяса кладёт побольше, и, пока пельмешки лепит, может в трусах почесать, и пресный бульон обратно в кастрюлю выплюнуть – всё своё же… Поэтому, страхуясь, Ярик старался пробовать домашние блюда только от кашеваров приятной наружности.
Андруша же на этот счёт не привередничал. Он верил в живучесть организма и безопасность попавших в тарелку волос даже с некрасивой головы, хотя и не до такой степени, чтобы досасывать за соседом леденец. Поэтому обеденные телодвижения попутчиков соблазнили его нырнуть под стол в пакет на поиски съестного.
Три часа назад, снаряжаясь в поезд, Андруша решил, что одним «Пепси» сыт не будет. И взял два. И всё. Поэтому из-под стола он вернулся с нервной досадой прожжённого рыбака, вытянувшего из проруби дырявую надувную женщину вместо сазана. Чертыхаясь, Андруша завистливо смотрел на дальновидного друга, который смачно запивал хруст газировкой со вкусом жвачки со вкусом апельсина.
– А я предлагал тебе хавки купить! – прочавкал Ярик с выражением мудрого наставника.
– Ты о чём? То я ругаюсь, что газировка тёплая уже… – между сытостью и гордостью Андруша выбрал второе.
– Хлопчики, угощайтесь, что как не родные? – в разговор втиснулся голос рыхлой пенсионерки, которая нашла зацепку, чтобы завести знакомство.
Уже полчаса она завороженно раскачивалась как ванька-встанька, приводимая в движение ходом поезда, и с любопытством косилась на Ярика и Андрушу. Впрочем, как и её родственники в виде, судя по всему, мужа и сына, поедающие обед за столом. Всю дорогу в их невинные уши нет-нет да и влетала всякая дичь из ошмётков фраз Андруши и Ярика: «…это как Хармс только Кортасар…», «… а Игорь, кстати, амбидекстер…» или «…сейчас бы гирос с дзадзыки…»
– Ой, нет, большое спасибо, – стараясь изобразить голос посытее, замотал головой Андруша, – мы не голодные.
– Не выдумывай! Друг, вон, чипсами давится. Вы ж до конца? – не сдавалась женщина, красноречиво освобождая койку от сборника сканвордов и снятой в духоте кофты.
– До конца… – без энтузиазма ответил Андруша, понимая, что с этой компанией им ехать до самой до столицы.
Оглядывая кашляющего деда в жилетке, аморфное тело общительной попутчицы, её сына с любого объявления «Розыск» и клюквенную настойку, скрепляющую семейство, он пришёл к выводу, что это только они едут до конца, а он – в Москву. И если этому хлебосольному купе удастся засосать в себя его и Ярослава, то и они продолжат путь с чувством приближающегося конца.