– Ты смотри, мертвяк висит, что ли? – тыкнул пальцем в экран сканера Бубен (названный так за свою коронную фразу «Ща как дам в бубен!») своему напарнику Гнутой Ложке (названному так за то, что вечно хвастался, как бежал из тюрьмы с помощью гнутой ложки).

– Ты рехнулся, Бубен? – ответил тот, даже не глядя на экран, – там минус двести семьдесят три, ты ожидаешь увидеть там живого мужика?

Бубен лишь хрипло захихикал:

– Смотри, у него между ног ничего нет! Он что, этого?

На этот раз Ложка на экран посмотрел, затем приблизил изображение и снова посмотрел.

– Будь я проклят, – наконец, высказался он, – действительно. Но вообще на мужика похож, пусть и кастрат. А чего он такой сиреневенький?

– Повиси-ка там пару минут, ещё не такой станешь. Ложка, клянусь мамой, это не мертвяк, он на меня смотрит.

Теперь Гнутая Ложка присмотрелся повнимательней, и в его глазах отразился испуг.

– Что он смотрит-то? Может, это мертвяк смотрит, я фильм видел, такое бывает.

Бубен настроил связь на направленные стандартные частоты и задал вопрос:

– Кто вы? Назовите себя.

Тот, о ком мы говорим, молчал в ответ. Он прикрасно принял сигнал и понял обращённую к нему идею. Однако распознанная идея не имела ни малейшего смысла. «Кто вы?» Что это должно значить? Для существа, у которого не было ни имени, ни любого другого обозначения, вопрос был нонсенсом. Ответить на него было невозможно.

– Молчит, козёл… Ну, кто бы это ни был, давай в него пальнём и посмотрим, что будет.

Пальнуть Ложка был готов всегда. Он проковылял к артиллерийскому пульту, навёл на того, о ком мы говорим, орудие и выпустил по объекту короткую очередь.

Пули диаметра тридцать ударились в его грудную клетку, живот и правую ногу, отлетели в стороны и не оставили и следа. Тот, о ком мы говорим, подумал, что это могло бы значить, и нашёл ответ в вибрациях, исходящих от большого туманного шара, отражающего свет в районе ультрафиолетового диапазона. Такое общение должно было означать, что надо потерять целостность организма. Но тот, о котором мы говорим, решил этого пока не делать и понаблюдать дальше.

– Мазила, – крикнул Бубен Ложке, – давай, стреляй ещё раз!

Но Ложка сидел за турелью бледный.

– Вообще, Бубен… Я попал в него.

Внезапно Ложка перепугался до смерти.

– Слышь, Бу… Бубен – давай, жигани его, к чёртям, дюзами! Не нравится мне этот живой мертвяк!

Бубен и сам уже был готов слинять. Он сжал губы, виртуозным движением повернул челнок задом к тому, о ком мы говорим, и выпустил в него струю плазмы температурой четырнадцать тысяч градусов.

Тот, о ком мы говорим, висел в плазменном облаке и анализировал свой ответ. Ему, спроектированному для работы в куда более горячих местах, стоило его дать, но сильно мешало полное отсутствие опыта в ответах (всё его существование происходило до сих пор в атмосфере ежемгновенного полного взаимопроникновения со всеми другими существами). Наконец, он решил, что ответит тем же, и распространил на корабль пиратов плазму точно той же температуры.

Корабль закипел и растворился во мгновение ока. Тот, о котором мы говорим, оглядел опустевшее перед ним пространство и не понял, правильно ли ответил. Существа ушли и попыток общения более не предпринимали.

Однако теперь он кое-что знал. Для этой цивилизации для вовлечения требовалось уменьшения расстояния. Нонсенс. При чём тут расстояние? Однако две личностных единицы сейчас только что ему это продемонстрировали.

Тот, о ком мы ведём речь, телепортировался ближе к поверхности одного из шаров. Теперь дымка, закрывающая его, осталась сверху. Поверхность оказалась неоднородной и не гладкой – жизнь располагалась очагами, поверхность шара покрывали разные вещества с разной температурой, жёсткие выступы на поверхности перемежались с чашами, в которых вещество имело куда меньшую плотность.