Овинник задумался, потом метнулся в стойло.
Воспользовавшись паузой, егерь спросил у анчутки, – за что же он так вашего брата не любит?
– Исключительно старорежимные предрассудки. – Анчутка потер нос, – неприкрытая ксенофобия и нравственная деградация.
В этот момент овинник появился уже в обличье мужичка.
– Я ничего не понял, что тут у меня за посольство, и нахрена. И кому тут бить пятак, а кого слушать.
Егерь открыл было рот, но тут анчутка выступил на шаг вперед.
– Какой знатный двор. И мы сразу видим, что со всех сторон крепкое и надежное хозяйство. И дело свое, уважаемый хозяин, ты знаешь крепко.
Овинник удивленно смотрел на анчутку, и даже понемногу переставал хмуриться.
– Но скажите мне на милость вот что, уважаемый, крепкий и надежный хозяин. – Анчутка отставил копыто в строну, упер лапку в бок и театрально откинул мордочку.
– Почему мы, два уставших путника, всю ночь должны выслушивать сексуальные фантазии вашего домового недоразумения? И я вместе с господином егерем, между прочим – …
Анчутка вытянулся и набрал в грудь побольше воздуха…
– СЕМАРГЛА!!! – …
– должен терпеть унижения и угрозы, пытаясь привести в чувство одного воспаленного охотника до кикимор, и просить о ничтожном одолжении любителя чесать пятаки на конюшне?
Анчутка закатил глаза, опустил голову и застыл.
Овинник смотрел то на анчутку, то на егеря, явно пребывая в интеллектуальном шоке, а по простому – офигев.
– Еще раз, но чтобы я понял, – попросил он.
Леха решил, что пора брать бразды правления в свои руки, пока внезапно проснувшееся красноречие не завело анчутку в дебри повествования.
– Мы к тебе с просьбой. Домовой, как ты слышал, впал в любовную горячку и начал страдать всяким непотребством. Поэтому мы ему вчера сделали внушение, а сегодня он направился в Черные Скалы к родне. И не будет его пару дней. Мы бы хотели попросить тебя, если можешь – посмотри за входом в дом. Домового нет, всяко может случиться.
– Ты вправду егерь Семаргла? – овинник посмотрел на Леху с уважением.
– Правда.
Анчутка встрепенулся, – да, правда, и надо смотреть, на кого руки поднял. Чтобы не попасть впросак.
– Я не в просак, я в морду, – овинник мельком глянул на анчутку и задумался. – Ну ладно, чего уж, посмотрю за избой. Но только снаружи, внутрь мне хода нет.
Егерь достал из кармана припасенную галету.
– Спасибо, хозяин, уважил. Угостись.
– Пригляжу, – овинник взял галету, понюхал и не торопясь ушел в дальний угол.
***
– Анчутка, – Леха после разговора с овинником был поражен красноречием нечисти, – откуда у тебя это берется? Нравственная деградация, фобия какая-то. Я и слов таких не слышал.
– Да я гостил как-то у шишиги, в графских прудах. Там молодая графиня вечно уроки брала то театрального искусства, то ораторского мастерства, то исторических деяний. Я и запомнил.
– Во как, графиня, – удивился Леха. – И что там, были фобии?
– Не, в основном беспутство и непотребство. Из фобий только папенька граф, который шлялся возле пруда и мог нарушить уроки в самый неподходящий момент.
– Ладно, пошли в деревню, поищем тебе ремень. А то ходишь как охряпка.
Банник
Скорняк, как и везде по деревням, жил у околицы. Да и где ему жить, если не каждый честной народ готов мириться с запахом киснущей кожи и химикатов. Калитка была открыта, и во дворе у огромных чанов хлопотал пожилой бородатый мужик.
– Доброго здоровьица, – Леха остановился у калитки.
Скорняк отложил рамку для вытягивания шкур, вытер руки о тряпку и не торопясь подошел к Лехе.
– И тебе здоровья. Что интересует?
– Ремень нужен, небольшой. – Егерь показал анчуткину пряжку.