– Домовой в хате в дурь попер, от хозяйства отлынивал. Мы ему чуток мозги поправили, и он сейчас пошел к Черным Скалам, до родни. Не будет его пару дней. Овинник согласился со двора двери постеречь, а сенцы без пригляду остались.
Леха замолчал. Банник в упор смотрел на егеря.
– Ты кто таков, чтобы домовому мозги поправлять?
– Егерь Семаргла. Потому и анчутка со мной – по своим делам поглядывает.
Банник задумался. Помолчав, бережно взял краюху хлеба и кивнул в сторону парной.
– Иди, парься.
***
Попарился Леха на удивление спокойно. В печи больше не трещало, камни тоже лежали на своих местах. Да и пар шел от каменки легкий, грел, но не жег. И веники не драли кожу.
Попарившись и помывшись, Леха завернулся в полотенце и сел поостыть да подождать банника. Явился то на удивление скоро.
– За сенцами посмотрю. За угощение благодарствуй.
И исчез.
Леха оделся и вышел из бани. Анчутка сидел на крылечке, подперев мордочку ладонью, и внимательно разглядывал, как курица разгребает пыль в поисках чего–нибудь интересного с гастрономической точки зрения.
– Пошли, повечеряем да отдохнем.
***
За ужином к столику подсел Сидор. Леха вкратце рассказал о договоре с овинником и банником.
– Как же ты с банником договорился? – Сидор был удивлен. – Он у меня характером не пряник, не одного постояльца к травнице за мазями отправил.
– Видимо, попал под доброе расположение духа.
– Чудны дела твои. – Сидор покачал головой. – А насчет кума не решил, как злыдней вывести?
– Схожу завтра, посмотрю, что за беда. Но я тебе уже говорил – из башки надо дурь вывести, а потом по углам смотреть.
Сидор на радостях выставил перед Лехой штофчик отменного самогона, как он сказал, «за счет заведения». Так что ужин прошел не торопясь, и даже анчутке перепало несколько печений с соседнего столика. Леха, конечно, был не против поделиться с ним и своим куском, но анчутка гордо отверг это предложение, заявив, что в состоянии добыть себе хлеб насущный.
Добыча этого самого насущного хлеба заключалась в том, что кушающие за соседним столиком постояльцы неловко опрокинули на пол вазу с печеньем. И пока сидорова помощница выметала битую вазу, анчутка сидел, довольный собой, на соседнем стуле и набивал рот печеньем.
– Что ты здесь устроил? – Леха пристыдил анчутку. – Я что, печенье бы тебе не дал?
– Господин егерь, – отозвался довольный анчутка с набитым ртом, – мне же надо поддерживать профессиональные навыки… – хы… кхе…
Понятно, с набитым ртом лучше жевать, чем говорить. Леха кинул в рот недоеденный кусок, схватил анчутку за копыто и пошел по лестнице в свою комнату.
Пока анчутка болтался вниз головой, кусок из горла вышел, и в комнату оба заходили в добром здравии. Леха посмотрел на нечисть, покачал головой и пошел к кровати. Анчутка сел в уголок, подпер мордочку лапкой и загоревал. Леха прислушался.
– Спишь – колотишься, идешь – торопишься, ешь – давишься. Как тут поправишься?
Разбойники
Лес, на который указал староста, поднимался темной стеной верстах в пятнадцати от деревни. Перед едва набитой тропкой, идущей в лес, Триза слез с лошади и присел возле дерева. Сосредоточившись, он пробуждал в себе ведьмачье зрение. И ведьмачье чутье, которое будет совсем не лишним в лесу, где с любой стороны можно ожидать неожиданностей.
Открывшееся его глазам картина пестрила обычной лесной жизнью. По тропинке петляли заячьи следы, разбегающиеся в стороны и пропадающие среди деревьев. Видны были следы волчьей стаи, прошедшей ночью. Стая была немаленькая, десятка полтора зверей, которые недалеко от края леса свернули в заросший порослью овражек и там затерялись.