– Я выполняю вашу работу, потому что вы не хотите выяснить правду. Позвольте спросить, многих ли вы опросили после Марининой смерти? А после убийства папы?

– Слушайте, я понимаю, что вам тяжело, – Волков вдруг заговорил на удивление дружелюбно. – Вы потеряли отца, еще при таких обстоятельствах, с матерью беда… Кстати, как Галина Дмитриевна?

– Ей лучше, спасибо, – сухо ответила я.

– Замечательно… Так вот, на вас уже жалуются. Знаете, мой отец, как и многие в этом городе, работает на заводе. Он был в подчинении у Ершова Льва Борисовича, они до сих пор общаются. И вот Лев Борисович заявил, что вы приезжали к нему, задавали беспардонные вопросы… Это безобразие, Эвелина Анатольевна, бе-зо-бра-зи-е!

– А вы сами с ним говорили? У Ершова был мотив. Он ненавидел Марину. Вы проверяли его алиби? Уверены, что в ночь убийства Поляковой именно он прошел по своему пропуску?

– Слушайте, я знаю Льва Борисовича достаточно хорошо и не позволю никому оскорблять его глупыми подозрениями и такого рода вопросами, ясно? – Волков снова взъелся. Пухлое, покрытое мерзкими капельками пота лицо участкового пошло красными пятнами.

– А моего отца подозревать можно?!

– Против него есть доказательства! Все! Вопрос закрыт! Заявление ваше я не приму и советую по-хорошему: оставьте романовцев в покое! До свидания!

– Кретин, – процедила я и, громко отодвинув стул, встала.

– И заберите это! – Волков протянул мне файл с крысой.

Я в ярости выскочила из отдела. Попадись мне по пути боксерская груша, я бы врезала по ней что было мочи, представляя на ее месте тупое лицо Волкова. Он не имел никакого права отказывать мне в подаче заявления, обязан был все проверить, но я даже не представляла, кому можно на него пожаловаться. Заинтересуется ли районное управление работой участкового в таком захолустье? Вот если со мной действительно что-нибудь случится, если угроза не пустое, тогда он ответит за свою халатность.

Илья ждал меня у своей машины. Когда я прочла записку, он тотчас бросился на улицу за анонимным почтальоном, но, конечно, никого не заметил. Точнее, люди как обычно спешили по своим делам мимо пекарни, но был ли среди прохожих тот, кто подкинул конверт? Мне нужно было первым делом попробовать догнать этого человека, но драгоценное время оказалось упущено. Что уж теперь… Не хотелось подавать виду, что записка меня напугала, хотя это было так. Мертвая крыса! Безумие… Я взяла себя в руки, перевела дыхание и решительно заявила, что собираюсь в полицию. Илья предложил подвезти меня, и я согласилась. Садиться за руль самой в таком состоянии было бы не лучшей идеей.

– Почему ты несешь эту дрянь обратно? – поморщился Илья, увидев у меня в руках файлик с дохлым грызуном.

– Волков не принял заявление. Сказал, что это чья-то шутка и еще напустился из-за того, что я «сую нос не в свое дело».

– Вот Серега… Придет он ко мне еще за пивом… – процедил Илья. – И что теперь? Потащишь «это» обратно в пекарню?

– Нет, конечно. Нужно выбросить, – я стала оглядываться в поисках урны, но Илья взял у меня файлик и с ним пошел к отделу, обогнул здание и вернулся только через пару минут с одним конвертом. – Это все-таки улика. Оставим.

– Куда ты выбросил крысу? – нахмурилась я.

– В форточку Волкова. Он как раз куда-то вышел, а крыска приземлилась в его кресло. Господина участкового ждет большой сюрприз.

– Ты псих! Он подумает на меня!

– А тебе есть до этого дело? – Илья сел в машину и завел мотор.

– Вообще-то да. Это тупизм! Детское ребячество!

Глупая выходка Ильи меня совершенно не позабавила. Он снова доказал, что совершенно не повзрослел со школы, а я уже начала думать, что этот тип может исправиться. Лелея надежду увидеть автобус, чтобы не пришлось возвращаться вместе с ним, я посмотрела на другую сторону дороги. Романов будто прочел мои мысли.