– Можно, – подала голос Джейн.
Медсестра заглянула внутрь, протягивая детективам несколько папок белого цвета. Джейн замешкалась, но сделала шаг, чтобы забрать документы. Без лишних слов медсестра захлопнула дверь, а стук ее каблуков становился все тише. Рид тут же начала мельком пролистывать бумаги, урывками цепляя самую важную информацию. Мужчина заглянул ей через плечо и резко схватил за руку, останавливая.
– Стой, – проговорил он, ища взглядом нужное слово. – Видишь?
Джейн взглянула на строчку, где был палец ее напарника.
«Диагноз: шизофрения».
Девушка нахмурилась и веером разложила все личные дела на кровати, открыв титульную страницу каждого. Параноидный психоз. Биполярное расстройство (синдром Ганзера). Пограничное расстройство личности (псевдология).
– Потрясающий набор свидетелей, – произнесла Джейн, вглядываясь в личные дела пациентов. – Что такое псевдология?
– Паталогическая ложь, – вздохнул Роберт, потирая лицо. – А я даже на секунду понадеялся, что в этот раз все будет не так плохо.
Детектив устало потер лицо и подошел к окну, вглядываясь в синеватую мглу. Сквозь решетку виднелся внутренний дворик, где курили медсестры, чьи белые халаты будто светились в ночном мраке. Девушки оглядывались по сторонам, закрываясь от мелких капель дождя.
– Что там такое? – спросила Джейн, подходя к напарнику.
– Там…
Он замер, не договорив до конца, потому что небольшой сад был пуст. Медсестры будто испарились в одно мгновение. Роберт пораженно отошел на шаг и покачал головой.
– Там ничего, – проговорил он.
Легко списать все на усталость после тяжелого переезда, однако глубоко внутри детектив точно знал, что если и может верить чему-то, так это своим собственным глазам. Они никогда не врут. По крайней мере, так было раньше.
2. Монстры больше не прячутся под кроватью
Mundus vult decipi, ergo decipiatur[(лат.) Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут]
Капли воды медленно стекали по прозябшей коже. Джейн не понимала: это ее морозит или вода из крана действительно ледяная. Выйдя из душа, девушка замоталась в серое махрово полотенце и скорее сунула ноги в кроссовки – тапочки размещение в клинике не предусматривало. Она подошла к окну и всмотрелась в бесцветное небо, уставшее после проливного дождя. Казалось, что вообще весь мир потерял краски, будто на острове действовали совершенно иные законы природы, а пациентов лишили даже права на закаты и рассветы.
Деревья постепенно скидывали подгнившие после знойного лета листья, обнажая ветки, походившие на запутанную сеть сухожилий. Осень постепенно вступала в вои права и вытягивала все тепло и цвета, окрашивая весь мир в коричнево-желтый. Даже в сверкающих в свете прожекторов лужах отражался этот ржавый цвет.
Джейн поспешила отвернуться: такой пейзаж ее всегда удручал. Нет, дело было вовсе не в том, что она не любила осень. Ей претили переходные пункты. Сентябрь – мост между летом и осенью. Неопределенный, непонятный и чужой. Сентябрь в ее голове ассоциировался с вокзалами, аэропортами, автобусными остановками, средой и вечером перед днем рождения. Времени будто не существует, а сердце живет либо ностальгическими воспоминаниями, либо утопическими мечтами. Вот какой был каждый из двадцати восьми сентябрей, что Джейн довелось пережить.
До десяти часов вечера оставалось совсем мало времени, а нарушать один из двух установленных запретов в первый же день не хотелось. Телефон слабо завибрировал от уведомления, сообщая хозяйке, что сегодня она так и не смогла достигнуть нужного уровня активности. Опять. Она провела пальцем по холодному экрану, стараясь не смотреть в свое отражение: ей был противен этот вид уставшей женщины, в какой-то момент ставшей незнакомкой, преследовавшей ее в каждом зеркале. Сети не было. Джейн нахмурилась и перезагрузила настройки связи, но тщетно. Будто насмешкой вверху экрана мигали три точки. Многоточие, что должно означать недосказанность, оказалось вполне очевидным окончанием.