Обычное яблоко. С виду ничем не примечательное, желто-зеленое, без запаха. Я взяла его, разглядывая. Он, недовольный моей медлительностью, полез за вторым, а потом подошел к моему дереву и, ловко обломав несколько зеленых веточек или побегов, протянул их мне. Я, с трудом удерживая все это в руках, вопросительно смотрела на него. Он глубоко вдохнул и повел меня прочь из этого зеленого лабиринта. По пути я услышала тихое журчание и потянула своего провожатого к источнику звука.

Это оказался небольшой, искусно вписанный в груду камней фонтанчик. Я омыла в нем фрукты, побеги и руки, и, переборов нерешительность, надкусила розовый плод. Вкус оказался отвратительным – сырой баклажан. Тогда я решила попробовать побеги, оказавшиеся сырыми оливками, что, к счастью, не разочаровали – косточек в них не было. Яблоко не вызывало у меня особых подозрений, и я решила, что хуже уже не будет. Откусив порядочный кусок, я взвыла. В какой-то мере это и было яблоко, только совершенно незрелое, твердое и кислое, но самым ужасным было то, что оно отдавало чесноком. Словно кто-то перемолол неспелое яблоко с зубчиками чеснока в равных пропорциях и слепил из этой смеси подобие фрукта. Впору было притвориться Белоснежкой и заказать себе хрустальный гроб.

Не поймите неправильно, чеснок я люблю, но не в таких же адских дозах! Откашлявшись, я судорожно схватилась за протянутый мне платок, утерла слезы, прополоскала рот водой из фонтана и аккуратно сложила остатки "угощения" в платок, завязав его в узелок. Урны поблизости не было, а мусорить не хотелось.

Меня проводили обратно, минуя зал пыток едой, сразу в комнату. Там, раздевшись и закутавшись в одеяло, я съежилась, словно нахохлившийся снегирь. Минут через десять ко мне зашла Афигель, жестами предложила поесть, на что я лишь замотала головой и разрыдалась. Она подбежала ко мне и чуть не вырвала мою ногу из-под одеяла. Поглаживая ее, что-то быстро прочирикала, и в комнату внесли пару круглых, низеньких столиков, которые тут же заставили подозрительно благоухающими яствами.

«Неужто отравить захотели?» – подумала я. Но Афигель уже тащила меня к столу, отламывая что-то от неведомого блюда.

Следующий час превратился в пытку дегустацией. Лишь случайно я наткнулась на подобие имбиря и использовала его, как щит, против терпких вкусов и вызывающих запахов. Из всего этого гастрономического кошмара лишь четыре блюда можно было с натяжкой назвать съедобными. Я старательно заучивала их названия, любезно предоставленные Афигель.

В последующие дни судьба смилостивилась, и я познакомилась с женой Лимонада и ее чопорной фрейлиной, тщетно пытавшейся обучить меня местной грамоте. Увы, безуспешно. Клыкастые "афро-эльфы" исчезли, что меня, признаться, огорчило. Зато появилась немолодая женщина с вычурной высокой прической и совсем юная девчушка лет пятнадцати, которые практически обосновались в моей комнате. Трантициэль – так звали мою новую учительницу. Она одевалась скромно, в отличие от пестрых обитателей дворца, вела себя почтительно, но непреклонно. Трапеция – так я окрестила учительницу для удобства. Маня, ее помощница, старательно записывала все обрывки русских слов, вылетающих из моей головы, в потрепанную тетрадку.

Завтраки и ужины превратились в монотонное поглощение одних и тех же четырех блюд, успевших набить оскомину. Спустя пару недель, когда я начала хоть что-то понимать из сумбурного потока жестов и непонятных слов, к нашим ежедневным языковым мучениям присоединился Алетхинэф иль-что-то-там. Три безуспешные попытки выговорить его имя закончились компромиссом: отныне он – просто Алеша. На второй же день у Алеши появились странные украшения с мутно-голубыми камнями на ушах и шее, и наше общение улучшилось. Казалось, он понимал половину моих русских фраз. Оказалось, он младший принц, не претендующий на престол, а потому – беспечный и веселый. Я уговорила его сбежать на прогулку за пределы дворцового леса, но осуществить этот дерзкий план удалось лишь неделю спустя.