Моя попытка самой наложить ему супа оказалась провальной: не вполне трезвый эльф сам наложил себе всего, чего пожелал. Мне оставалось только забрать себе оставшуюся половину и наблюдать за его реакцией.

Реакция была исключительно положительной, если не считать костей, которые он попытался разгрызть и, пожав плечами, отправил в мусор. Я уплетала свой многострадальный супчик и лихорадочно думала, как извлечь кости из мусора и выбросить их там, где их не найдут королевские шпионы. Здешние сложности с едой были просто ошеломительными, но, видимо, не очень трезвым эльфам было плевать на все условности.

Умирать от супа он явно не собирался, напротив, даже приободрился и, практически приказав мне ждать, ушел за вином. Я собрала косточки в какую-то тряпку, покопавшись в мусорном чане, словно бомж, помыла руки в найденной кружке воды и спрятала все это обратно в горшок. Марик вернулся еще более поддатым, с початой бутылкой вина и кувшинчиком сладковатой воды, который он торжественно вручил мне.

Нервы мои успокоились, и мы просидели полночи, "разговаривая" с Мариком о его похождениях. Оказалось, поцелуи почти не оставляют магических следов, и потому Марик то и дело заигрывал со служанками и приезжими. А еще он сетовал, что из-за своего "дефекта" его не считают полноценным. Еще в глубоком детстве его лишили способности иметь потомство. Большинство высокородных эльфиек избегали его, эльфы-мужчины не видели в нем соперника, и он обречен был влачить жалкое существование шута при принце, хотя принц и питал к нему нежную привязанность.

Потом, под действием выпитого, он попытался и меня зацеловать, но я наотрез отказалась, предложив взамен какую-то старую сковородку. Он так трогательно прижимал ее к себе, делая вид, что целует, – в этом было что-то одновременно умилительное и горькое. А наутро он так и уснул на лавочке, обнимая свою "возлюбленную". Я решила не будить его, укрыла скатертью и тихонько удалилась.

День "П" (от слова "побег") неумолимо приближался. Мне наконец удалось раздобыть желанный рюкзак, но пришлось потратить два дня на ушивку платьев. В этом странном эльфийском государстве мне уже второй раз уменьшали наряды, и это не могло не радовать мою лошадку.

Лошадка, конечно, не была моей. Оказалось, она принадлежала доставщику продуктов, который использовал ее по утрам, объезжая окрестные хозяйства. Но мне никогда не отказывали в ее использовании, и я к ней привязалась.

А вот радости от похудения я не испытывала никакой. Зачем мне подтянутое тело в мире, где секс дозволен лишь с мужем? Я подозревала, что это последствия не только жестокой эльфийской диеты, но и лекарских массажей, а значит, все это приближало меня к "излечению" и неминуемой свадьбе.

В вечер, намеченный для побега, я стащила из королевской казны привычное для меня количество монеток. Отчета за это не требовали, плохо было лишь то, что ценности их я так и не постигла. Сколько что стоит, не знала, и понять, много это или мало для побега, было невозможно.

На сеансе у лекаря я вела себя пай-девочкой, ничем не выдавая волнения. Вернувшись в комнату и придя в себя, я начала собираться. Запихнула в рюкзак специи, трусики, ночнушку, вторую пару туфель и записи с уроков. К внутренней стороне спины привязала корсеты, завернутые в простыню. Надела костюм для конных прогулок и накинула на плечи дорожную накидку. К рукам привязала кинжалы, подаренные принцем, словно детские рукавички на резинке. А вот драгоценности решила оставить.

В глухую ночь, словно сгорбенная старуха, я пробиралась к конюшне, неся свой нехитрый скарб. В конюшне ни души. Моя кобылка, учуяв в моих руках "свекольный" фрукт на ночную вылазку быстро согласилась. "Больше прогулок – больше еды", – наивно полагала она.