– Что это у вас за праздник такой? – спросил я. – Странно вы сегодня одеты, Василий Фомич!

Я привык видеть соседа в серой спецовке. Если память мне не изменяет, работал он на станции техобслуживания, и уж в черном костюме с галстуком вообще никогда не ходил. Ну, по выходным – в свитере и джинсах. А уж в белых тапочках!.. От растерянности я даже на «вы» его назвал.

– Что это ты так вырядился, Фомич? – взял я, наконец, себя в руки.

Василий Фомич невозмутимо поглядел на меня, качнул головой вверх, в сторону своей квартиры, и вновь пригласил:

– Ты… это… того, что ли?.. Пойдем.

– Да чего я должен с тобой идти? Я занят, Фомич.

– Ну, ты… это… не бойся… Пойдем, – произносил он как-то нелепо, одновременно маня меня рукой.

Я встал во весь рост, и одновременно со мной встала огромная тень, так что фигура моя словно переломилась, и голова оказалась закинутой на верхнюю полку книжного шкафа. Но тени Василия Фомича рядом не было!

– Пойдем, – продолжал манить он.

Я двинулся за ним, но тут заметил другую странность: Василий Фомич исчез из моего кабинета, не открывая двери! Он просто прошел сквозь нее!

«Чушь какая-то, – решил я, – башка, наверно, поехала. Или обман зрения».

Я открыл дверь – за дверью стоял Василий Фомич.

– Ты как здесь?.. – промямлил я холодеющими губами.

– Да ладно, пойдем, выпьем за это… как его?.. За упокой души.

– Да чьей души-то? – прошептал я, чтобы не напугать Татьяну.

– Чьей, чьей? – вдруг осмелел Василий Фомич, и я даже уловил гримасу презрения на его лице за мою недогадливость. – Моей, конечно.

– Так ты чего, помер? – продолжал спрашивать я, чувствуя полную неуместность этого диалога. «С ума схожу…»

– Да вроде как помер, – обыденно согласился покойник. – Ну, пойдем, пойдем. По-соседски, что ли, не можешь выпить за помин моей души?

Татьяна выглянула из кухни и поинтересовалась:

– Куда это ты?

– Наверх, – односложно ответил я, переобуваясь в прихожей.

– А-а-а! – Татьяна скорбно поджала узкие губы и исчезла.

Хлопнула дверца холодильника.

– На, возьми, – вновь появившись в проеме двери, сказала жена и пихнула мне в руки бутылку водки.

Стоявшего рядом со мной соседа она почему-то проигнорировала.

Поднявшись вместе со мной к своей квартире, Василий Фомич вновь оставил меня одного. В недоумении я толкнул дверь рукой, но она не поддалась. Я нажал кнопку звонка, ожидая увидеть за дверью извиняющегося Фомича: мол, извини, захлопнулась. Но за дверью раздавался гул голосов, в котором потонул звонок, и мне никто не открывал. Я, как дурак, стоял на лестничной площадке с бутылкой водки под мышкой.

Рассердившись, я с силой вновь нажал на кнопку и с полминуты не снимал с нее палец. Наконец дверь открыла улыбающаяся, распаренная соседка Нюрка. Если бы не ее черная мятая юбка и кофточка такого же цвета, можно было подумать, что здесь идет праздничная вечеринка. Заваленная одеждой гостей прихожая напоминала предбанник.

Женщина, оглядев и узнав меня, моментально выхватила из моих рук бутылку и с воплем: «Вот еще соседушка пожаловал!» препроводила в большую комнату.

Там дым стоял коромыслом. Мне показалось, что меня впихнули в парилку. В спёртом и прокуренном воздухе висел кислый запах спиртного. Вокруг были такие же распаренные, как у хозяйки, красные лица. Стол загромождали блюда с недоеденными закусками, а в центре его возвышалась большая чаша с кутьей.

«А ведь, и впрямь, поминки, – подумал я, глядя на кутью. – Только вот чьи?» И тут я опять увидел Василия Фомича. Он восседал в самом центре стола, но в то же время как-то отстраненно: вроде бы вместе со всеми, а вроде бы и нет. И, в отличие от всех гостей, перед ним стояла пустая тарелка, а на ней – рюмка с водкой, накрытая кусочком хлеба.