Внутри дома было темно и пахло мочой. Лафре заметил рядом с собой низкую фигуру обитательницы лачуги. Казалось, будто фигура росла прямо из отсыревшего дощатого скрипучего пола, как поганка. «Помоги ей», – услышал он тихий, уставший голос. Лафре всмотрелся в глубь дома и увидел неподалеку еще одну фигуру. «Помоги ей, тебе говорю! У нее нога застряла в щели». В темноте лиц старух не было видно. Лафре подошел к той, которая застряла в полу, и нащупал ее ногу. Ступня старухи действительно застряла между досками, и старуха жалобно стонала. Аккуратно обхватив ступню, Лафре осторожно потянул ее, второй рукой стараясь раздвинуть половицы. Небольшое усилие – и нога старухи оказалась на свободе. Глаза немного обвыклись в пыльной темноте жилища. Лицо страдалицы было сморщенным. Жидкие седые волосы старухи спадали на него несколькими редкими ниточками. «Вы в порядке?» – спросил ее Лафре, но та не ответила. Она лишь продолжала стонать. Лафре поймал на себе ее взгляд – ровный, без злобы. «Она тебе не ответит, – послышался голос второй старухи, – она немая».

Лафре разогнулся и встал. Вторая старуха шаркающими шагами подошла к нему и коснулась его руки. Лафре испуганно отпрянул от нее.

– Не бойся ты, – смешно прошепелявила старуха. – Я слепая, поэтому и тронула тебя. Я слепая, а она немая. Так и живем.

– Вы… – пролепетал Лафре. – Извините меня, что я без спросу.

– Без спросу! – послышался ее скрипучий смех. – Сестра уж день как сидит тут на полу, с ногой со своей. Я же не вижу ни пса, да и сил не хватает помочь ей. А тут ты нарисовался, слава небесам! Не извиняйся.

Лафре постарался рассмотреть лицо слепой старухи. Такая же сморщенная кожа, как и у ее немой сестры. Такие же белые редкие растрепанные волосы.

– Вы выглядите одинаково, – сказал он с недоумением.

– Уж какими родились, – ответила слепая.

– Вы жрицы смерти? – набравшись смелости, спросил Лафре.

– Они и есть, – загадочно улыбнулась слепая.

Тем временем ее немая сестра, хромая и все еще постанывая, прошла в дальний угол дома, где виднелась полоска света, устремляющаяся в комнату сквозь маленькое грязное окно. Слепая старуха развернулась на скрип шагов своей сестры и рукой провела перед собой, будто пыталась нащупать несуществующее препятствие. Лафре подал ей свою руку и проводил в комнату. Немая старуха легла в кровать, на которой была навалена целая куча каких-то тряпок, и продолжила постанывать.

– Не обращай на нее внимания, – сказала слепая. – Болеет давно. Помрет скоро.

– И для нее нет лекарства? – спросил Лафре.

– Вот ведь невинная душа! – хихикнула слепая. – Лекарства тут не помогут. Недолго осталось жить ей. И мне.

– Откуда вам знать? – удивился он.

– Мы жрицы смерти. Знаем, когда умрем. И я знаю, и сестра. Ждет, дурочка, когда испустит дух. Ничего, ничего. Помрет, зато отмучается. С собой меня заберет, но это ничего.

– Вы тоже умрете? – спросил Лафре. – Вместе с ней?

– Куда ж деваться, раз родились такими. Куда одна, туда и другая.

– Должно быть, это ужасно. Жить и знать, когда умрешь, – сказал Лафре.

– И когда ты умрешь, я тоже знаю, Лафре.

– Что? – опешил он. – Откуда вы знаете? И почему вам ведомо мое имя?

– Глупый, глупый Лафре! – засмеялась старуха.

Ее слепые глаза смотрели на него, и Лафре понимал, что она его не видит.

– Хочешь, скажу тебе день твоей смерти? – спросила старуха.

– Нет! – вскрикнул Лафре. – Не надо. Не хочу знать.

– И правильно. Живи пока.

– Пока? – испуганно спросил он.

– Пока, пока… Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит.

– Что это значит? Зачем вы это говорите, побери вас пес? Мне осталось мало жить?