***

Я слышу оживленный гул, Джонатан с радостью сообщил, что прибыло много народу. Пресса, куча гостей, фотографы – вечер обещает быть шумным. Меня охватывает сладковатый мандраж: я сижу в позолоченной ванне на колесиках, прикрытый полупрозрачной занавеской, на которой просвечивается принт Венеры Ботичелли. Джонатан кладет руку мне на плечо: «Я в тебя верю и всегда верил! Покажи им, какими должны быть аукционы у великих художников современности!». Затем он смотрит на меня, задумывается и добавляет: «Слушай ты как-то, простовато что ли, выглядишь, будто чего-то не хватает».

– Чего например?

– Ну я не знаю, может галстук оденешь? Для экстравагантности.

– Нет! Никаких галстуков!, – восклицаю я, – жди, сейчас вернусь!

Я вылетаю из ванной, обернутый полотенцем, и мчусь в свой кабинет! Вот оно: хрустальное яблоко, довольно внушительных для кулона размеров, на бронзовой цепочке. Уж оно-то произведет нужное впечатление. Возвращаюсь к Джонатану и демонстрирую украшение.

– Чертовски красивая штука, одобряю. Придумаем ей потом легенду.

– Это подарок Карлы, – гордо заявляю я.

Тут же словно богиня, красиво стуча каблуками к нам подходит моя возлюбленная. На ней сияет атласное платье греческой богини, а голову украшает благородный лавровый венок. «Карла! Ты, как всегда, прекрасна», – я встаю, чтобы обнять ее, но она первым делом замечает хрустальное яблоко, которое все еще разглядывает Джонатан.

– Прости, что опоздала любимый! Но боже мой, что за потрясающая вещь? – обращается она к Джонатану

– Разве это не твой подарок? – удивляется он.

– О нет, мой подарок ждал Тейлора в библиотеке. Неужели, мистер Бернс, вы туда не заходили? – улыбаясь спрашивает она.

– Не-ет, – говорю я, а сам уже жалею, что взял яблоко, неизвестно кто и с какими мыслями его прислал?

Пару мгновений мы молча переглядываемся и меня охватывает беспокойство, хотя виду я стараюсь не подавать. «Ладно, – говорит Джонатан, – потом разберемся. Одевай кулон, и поехали время поджимает. Твой Выход Тейлор!». Его свист эхом скачет по залу, после чего к нам подбегает служба охраны. «Посади Карлу в первый ряд!», – последнее, что я успеваю выкрикнуть.

***

Словно Посейдон в позолоченной ванне я въезжаю в зал, который раздается бурными аплодисментами. Лед яблока вызывает во мне какой-то странное чувство в области сердца. Стало холодно, руки озябли, а пальцы ног как будто заледенели. Пока начинаются торги, я с нетерпением включаю воду и приступаю к омовению. Вода теплая, но этого мало, чтобы согреться. Почему-то думаю о Карле, вспоминаю ее лицо улыбку, что-то в этом было не то. И как я раньше не замечал! Она смотрит на меня со снисхождением, елейное воспевание моего гения – всего лишь способ ее существования. Она не любит меня, более того, прямо сейчас я понял, что у нее другой. Как «кстати»… в момент, когда мне предстоит написать картину я осознаю, что являюсь никем иным, как глупым стариком, которому наставляют рога.

Вода теплая, но мне холодно, громоздкое хрустальное яблоко, очень гладкое и морозное словно арктический лед. Как же все не во время: Карла, кулон.. мое самочувствие ухудшается. А что если это расплата? Расплата за то самое? За то, что я решился…

Решился на что? На то, чтобы перестать быть ничтожеством? На то, чтобы изменить свою жизнь? За это расплата? … Внезапно, будто не мой голос зазвенел в голове: «Ты извратил суть рассказа, выписал себе несчастную индульгенцию.. и что теперь? Ни-че-го. Все осталось тем же, сменились лишь декорации». Еще несколько минут я пытаюсь понять мои ли это мысли, или бред уязвленного изменой ума. Лед хрусталя сковывает меня, и на мгновение все замирает. Я слышу как стучит мое сердце. Проходит еще несколько минут, как вдруг я резко выключаю воду.