Через время работа все еще кипела, у меня появились другие проекты, мы с Джоном стали редко видеться даже на работе. Постепенно из сенсации он превратился в обыденность, в мире моды все быстро приедается. Он продолжал работать, но выглядел каким-то потухшим, привычное состояние депрессии возвращалось к нему. Джон превратился в игрушку, забавляющую толпу. Мы пустили его уникальность в тираж, проштамповали миллионами копий, и с каждой из них он терял свою силу.

Деньги от того ажиотажа не принесли счастья ни мне ни ему. Я – оставалась все той же белкой в колесе, и самым страшным в моей жизни было чье-то профессиональное превосходство. Джон же совсем перестал улыбаться и почти всегда молчал, он ходил на работу машинально, до конца не понимая зачем все еще делает это. Разумеется друзья у него не появились, какие друзья могут быть в мире, где каждый всюду ищет лишь свое отражение? В какой-то момент он пропал, не выходил на связь; никто не знал где он.

Через время мы узнали – Джон покончил с собой. По всем вопросам полиция общалась с нашим директором, потому как оказалось, у Джона никого не было. Выяснилось, что на самом деле его звали Ричард Грэй, он был сиротой. В квартире Ричарда нашли много книг о насекомых и записку, в которой он просил отдать все заработанные деньги на благотворительность, Грэй подписался почти детским изображением таракана.

В тот момент мое сердце пронзила тупая боль: одиночество преследовало его, а после встречи со мной стало поглощать. Я вселила в него фальшивую надежду в, то что общество может его принять – на самом же деле показала, что оно вообще никогда никого не принимает по-настоящему.

Последней каплей стал звонок от нашего главного редактора: «Очень жаль, что так вышло с Джоном. Но первое, что нужно сделать, пока другие не додумались, так это организовать какой-нибудь благотворительный ужин, посвященный проблемам самоубийств. Осветим этот случай, выставим лучшие фотографии Джона. Пригласи какого-нибудь психолога пусть поговорит об этом. Покажи, что мир моды может быть сострадательным».

Увольнение и последующий тайм-аут: я закрылась в своей квартире с выпивкой и аддеролом, неделями пребывая в амфетаминовом психозе: со слезами билась головой об стену от того насколько мы лицемерны и лживы, а затем истерически хохотала от того, что по другому не получается. Мне стало очевидно: мы не транслируем искусство – мы культивируем вычурность, пошлость вместе излишеством. Мы беззаботно свежуем полуживых зверей, и выдаем это за престиж – у каждой уважающей себя женщины должна быть шубка из натурального меха, даже если температура в ее городе не опускается ниже ноля. Привлекательная дама не должна весить более пятидесяти килограмм, уважающий себя человек должен ходить только под клеймом известных брендов; реклама, биллборды, слоганы и прочие коммерческие мантры, несущие деньги, всегда превыше всего. Подмена понятий наша работа и мы великолепно с ней справляемся. Всё, что за ней стоит – ложь! Все это знают, но кого это волнует, когда главное казаться, а не быть?

Все это дела давно минувших дней… Да, я сменила образ жизни, не без труда, отказалась от аддерола, сделала себе состояние в совсем иной сфере. Но что теперь?.. Я стара и одинока. Дети? Внуки? О нет, со мной лишь мои сожаления.

Не мне вам рассказывать насколько уникален этот бриллиант, пообещайте, что никогда больше не сделаете подобной броши, пусть и с другим камнем! Я хочу, чтобы она навсегда осталась в единственном экземпляре в память о человеке с черными глазами.

***

С тех пор в нашем ювелирном доме и появилось строжайшее правило: никогда не выполнять на заказ тараканов, сколько бы за это не платили. Я дал слово, а свое слово, как известно, нужно держать.