Если б не эти веточки, камню – не устоять…
В городе N, непонятый, всяк по колено ввяз,
Не изменяя плоскости, жизнь вспоминая вскользь.
Плющ проникает в комнату, но не находит нас
И обвивает бережно камня неровный скол.
Этот песок запёкшийся, надписи на стене,
Выбоины и трещинки помнят его листы…
Так я в ночи, испуганный, шарю рукой во сне
И, задевая тёплое, верю, что это ты.
«Остановись, мгновенье, ты прошло…»
Остановись, мгновенье, ты прошло.
Нет времени понять, что с нами стало.
Стекаем незаметно, как стекло.
Блудим, как заблудившееся стадо.
Но всяк в толпе умрёт особняком,
Устав от снов – несбыточных и странных.
В России, где светлело от икон,
Отныне лишь иконки – на экранах.
Их бледный отсвет в мыслях и глазах.
Нерусский слог сквозит в любом глаголе…
И я смотрю, вернувшийся назад,
На эту казнь – зевакой на Голгофе.
Пока страна, вздыхая тяжело,
Спасенья ждёт – от Бога ли, царя ли…
Остановись, мгновенье, ты прошло —
Пока мы сдуру вечность примеряли.
«Я ль не препинался о законы…»
Я ль не препинался о законы,
Я ли эти пни не корчевал,
Превращая изгородь загона
В накрепко сплетённые слова…
Осознанья нету и в помине.
Я ли взгляд не вперивал в зенит,
Восклицая: «Господи, помилуй!» —
Будто это Он меня казнит…
«До содроганья, до срыва…»
До содроганья, до срыва…
Вижу отдушину – шасть!
Я задыхаюсь, как рыба,
Впрок не умея дышать.
Я до пьянящего жадный,
Как вертоградаря жом.
Взрежьте мне красные жабры
Ржавым консервным ножом.
Я посвящению верный —
Блажь благодарнее вин.
Взрежьте мне красные вены —
Ветви матёрой любви.
Если не допил до донца,
Если с ума не сойду,
Знаю – мы снова сойдёмся
В грешном бессонном саду.
Там, где терновником колким
Ужас ползёт по стенам,
Все гефсиманские кошки
Станут завидовать нам.
Где в колыбели из мяты
Всё неспроста – поделом
Ложью уста не разъяты,
Спаяны руки теплом.
Где, заплутавший, ко мне ли
Брёл неприкаянный Бог…
Не сострадая, из лени,
Мне перебили колени.
Чтоб никуда не убёг.
«В черепа ступе вращая анапеста пест…»
В черепа ступе вращая анапеста пест,
Смотришь – как лес увядает божественно женственно…
Если и явится с неба какой-нибудь перст —
Не ошибёшься в земном толковании жеста.
Все полушарья обшарив, угла не найдя,
Где приземлить свою душу – транзитную путницу,
Ты говоришь – у меня всё в порядке… Но я
вижу сумятицу и никчемушную путаницу.
В ярмарке судеб куда тебе с нимбом ярма…
Груз не облегчишь – да только натерпишься сраму и
жизнь по листочкам раздаришь – раздашь задарма,
чтоб, как подросток, кичиться глубокими шрамами.
Рядом с тобою и я заклинаю слова,
Чтоб для тебя извивались, жалели и жалили.
Дудка стара и мелодия эта слаба
Миру поведать – о чём умолчали скрижали…
Только в дрожании пальцев, мерцании нот,
В том, как звучу невпопад в эту пору осеннюю,
Прячась от холода, блудное сердце найдёт —
Нет – не спасенье…
спасительный призрак спасения.
«…от безысходности кутаясь в чувство вины…»
…от безысходности кутаясь в чувство вины,
куришь, отважно сутулые сутки ругая…
Словно никто тебе страх не подмешивал в сны,
словно тебе не ясны ни одна, ни другая —
сущности этих скитаний – когда поутру
хочется просто пожить… А с полудня – досада…
Словно никто твою тень на девятом ветру
не продырявил листвою продрогшего сада.
«У нас не до романтики – драконы…»
У нас не до романтики – драконы
Жиреют не по дням, а по часам.
И щёлкают зубами дыроколы,
И оборотни рыщут по лесам.
У бургомистра пассия сменилась —
Об этом заголовки всех газет.
Я проворонил бал и впал в немилость
За то, что не явился поглазеть.
Война идёт. О ней давно б забыли,
Когда б не дорожали потроха.
Я прочитал намедни два стиха,
Ждал критики, но все на них забили…