– Хорошо устроились, парни! Если что, часа два здесь продержитесь?
– До дембеля продержимся, – усмехнулся Аникеев, и похлопал ладонью горячий каменный бок. Когда лейтенант ушел, он длинно сплюнул:
– Ну, а если не до дембеля, то часа полтора, думаю, продержимся.
Зной был такой, что горячий воздух дрожал, и был сухим, шершавым, – царапал горло. Мутился рассудок, и глаза слезились.
Смертельно хотелось пить, а последняя вода плескалась во фляжке на самом донышке, – тошнотворно-тёплая, с металлическим привкусом. Вообще, он давно заметил, что война почти всегда пахнет железом: железом пахло оружие, железом пахла кровь, железом пахла вода… «На речку бы сейчас, – тоскливо подумал он, поглядывая из-под раскаленной каски на выкатившееся в зенит солнце, – или хоть в душ сходить…»
– Газировки бы я холодной выпил, – прочитал его мысли Аникеев, – только без сиропа, за копейку…
В это время справа, на склоне высоты гулко застучали автоматные очереди и глухо ухнуло несколько взрывов. Первые выстрелы всегда бывают самыми громкими и неожиданными. Гвоздик приподнялся, и до рези в глазах стал всматриваться в горячее марево. От мгновенного напряжения пот сразу покатился по лицу, залил глаза.
– Слушай, Ника, – он, часто моргая, потянул Аникеева за рукав, – ты сходи вправо, к обрывчику, глянь, что там, а то отсюда ни хрена не видать.
Стрельба то утихала, то разгоралась вновь. Аникеев возвратился минуты через три и сказал, что возле сухого русла духи, похоже, прижали разведчиков:
– Может, огоньку туда брызнем?
Гвоздик встал на колени за камнем и долго смотрел вниз, на склон. Стрельба понемногу стихла.
«Значит, не они», – облегчённо подумал он, но тут же увидел разведчиков. Едва заметно мелькая между камней, они пробирались в полукилометре левее сухого ручья. Разведчики шли медленно. Двое тащили что-то тяжёлое. В замыкающем он узнал прапорщика Якимчука. Минут через двадцать они одолеют склон, а там уже начнётся сухое русло, и по нему они выйдут к нашим окопам. Гвоздик снова вгляделся в ту сторону и почувствовал, как у него беспокойно заколотилось сердце. На склоне появились преследователи.
Они расходились широкой дугой, и, похоже, собирались взять разведчиков в кольцо.
Прапорщика надо было прикрыть. Гвоздик лёг за пулемёт и повёл стволом в сторону тёмных фигурок, быстро мелькающих среди камней. Хотел уже дать очередь, но его остановила какая-то нерешительность, суетливость духов. Вместо того, чтобы стягивать кольцо вокруг разведчиков, они забирали то в одну сторону, то в другую. Потом неожиданно залегли и открыли беспорядочную стрельбу. Затем снова выдвинулись на склон и стали осторожно подниматься.
Он понял, что духи не видят разведчиков. Видно, Якимчуку как-то удалось оторваться от преследователей и незаметно свернуть к ручью. Там, скрытый между камнями, он уходил от погони. Уходил тихо и умело. Ещё четверть часа слепого тыканья духов из стороны в сторону, и разведчики будут у своих. Но продвигались они очень медленно.
– Ника, – сказал Гвоздик Аникееву, – погляди здесь, а я на тот край схожу. Как бы духи случайно к нам в стык не пробрались… Вон на восточный склон полезли.
– Ладно, – Аникеев улёгся у пулемёта, поправил сошки и проверил прицел. – Надо Якимчуку помочь.
– Не видят они его, скрытно Якимчук выйдет. Начнём стрелять, такая каша заварится, что он не выберется. Склон ведь насквозь простреливается. Может, и не разглядят духи, где разведчики.
Ещё десяток минут, и разведчики уйдут. Им ведь осталась какая-нибудь сотня метров. Но тут от цепочки отделились двое и, пригнувшись, перебежали через сухой ручей.