«Нежнее к себе будь, себя не позабудь!» – прошелестела яблонька листвой.

Погладила Алинка ствол яблоньки, себя обняла, вышла наружу на две трети злосчастная игла.


Собрала Алинка жёлтые яблочки в другое ведро. Только на землю поставила его, как увидела, что у корней яблоньки клещи лежат, только они не златые, а совсем иные, в каком- то мутном налёте. Подняла Алинка клещи, вытерла их об подол своего передника, они посветлели, но золотыми не стали. Мутный налёт на них блеску золотому светить не даёт. «Те ли клещи, али, не те»? – думает Алинка. Пробует она ими иглу вытащить, а та не поддаётся.

Смотрит Алинка, а пред ней, уж, яблонька с зелёными яблочками стоит, листвой своей шелестит. Яблочки на ней небольшие, словно, ещё не дозрели. Видит она лишь три спелых плода, да и цвет розовый на яблоньке ещё есть.

– Вот диво, дивное! Есть зрелые плоды, есть цветы, на одном дереве и весна, и лето, и осень.

– Ты свои плоды зрелые собери, и от меня возьми – слышит Алинка в шелесте листвы яблоньки голос батюшки.

Прижалась Алинка к стволу яблоньки, слушает, о чём её соки поют.

– Три спелых плода собери, остальные не торопи, время выжидай, урожай собирай!

Собрала Алинка три спелых яблока, от которых аромат свежий, зрелый шёл. Первое сорвала – увидела, вместо своей лачужки, новый дом. Второе сорвала, видит – очистилась в деревне родной от тины река. Третье сорвала, а оно, в руках её, алым стало.


Опустила Алинка два зелёных яблока на землю. Одно из них и пожелтело. Положила Алинка красное яблоко к красным, жёлтое к жёлтым. Зелёное так ароматом манило, что она его, не удержавшись, откусила. Потемнело в глазах её, всё вокруг закружилось, капнула из глаз чистая слеза, смылась с глаз пелена. Поднялся в саду ветерок, закружил Алинку, к ручью перенёс.

Весело журчит ручеёк. Прислушалась Алинка к его журчанию, да услышала, о чём ручей поёт. Предложил ей ручеёк клещи в него опустить, от налёта отмыть, передник, да платье отстирать. Достала Алинка из кармана передника клещи, опустила их в ручей. Ручей, мигом, налёт с них смыл, заблестели клещи. Окунула Алинка край передника, коим клещи оттереть пыталась, и край подола платья своего, на который Адольфа грязными калошами наступила, в ручей, смыл ручей и с передника налёт, и с подола грязь.

Поняла Алинка, что чаще всё сама и сама, вспомнила, что когда с чем сама не справлялась, на себя раздражалась, ругалась, помощи ни у кого, никогда, почти, не просила. Поблагодарила она ручеёк, да ветерок за подсказки и помощь. «Достойна я помощи и ручья, и Рода своего, и людей добрых, и ветерка!» – подумала Алинка и сама, на мысль свою, удивилась.

Попробовала она вытащить клещами иглу, та, опять, не поддаётся. Смотрит она, а в ведре два яблочка жёлтых, словно пылью покрылись. Интуитивно, омыла она их в ручье. Яблочки те из жёлтых, красными стали. Переложила Алинка их в ведро с красными яблочками. Смотрит – перед ней тропинка появилась.

«По тропинке пойду, у Егоровны помощи попрошу. Её это клещи, она и знает, как ими иглу достать. Не буду себя, впредь, бестолковой считать и корить, лучше помощи у добрых людей попросить».


По той тропинке Алинка быстро до дома Егоровны дошла. Та её на крыльце встречает. Глянула на яблочки, что Алина собрала, улыбнулась, принесла ведро чистой воды, велела их помыть. Вымыла Алинка все яблочки, передником вытирать стала, а те в бусины превращаются, сияют, преображаются.

– Ожерелье из бусин собери, плетёное, защитное, мудрое, – говорит Егоровна, давая Алинке схему ожерелья и нити.

Стала Алинка ожерелье на нити, по схемочке, собирать. Где, что по схеме не понимает, у Егоровны спрашивает. Коли нить путается, на себя не серчает, терпеливо распутывает. Егоровна ей, по просьбам её, помогает. Как сплели они ожерелье, так Егоровна ей и говорит: «Теперь, одевай на себя».