Я зевнула в ладонь и прислонилась спиной к холодной стене, пытаясь вспомнить, что я вчера успела забыть, когда ставила будильник.

– Меня лично – в стране снов. Что ты кричишь, Герман?

– Тебе что, не сообщили? – кажется, он говорил уже тише, хотя все равно громко. Но для человека его комплекции голос оправдан. Сто двадцать килограммов живых мускулов. Настоящий великан в два метра ростом. Сейчас, приближаясь к полтиннику, он нарастил ещё небольшой животик, но все равно он напоминает мне интеллигентную гору мышц с быдляцким характером. А что – звучное определение.

– Сегодня ночью возле Музея Дарвина был найден труп мужчины.

– Отдай это дело прокурору. Я-то тут причем?

– Дело в том, что он обескровлен.

Я зашла в ванную, придерживая плечом телефон у уха и включила воду. Нда, понятно теперь, к чему мне снова приснился этот кошмар.

– Укусы есть?

– Лаво, ты вообще слышишь? Обескровлен, в нем нет крови, он пуст! Конечно же есть эти гребанные укусы!

– Обескровить можно не только с помощью клыков, – философски заметила я и тут же получила:

– Твою мать, Алисия. Если бы мы не нашли укусы, я бы тебе не звонил.

Ну, тут он, конечно, все верно подметил, даже не поспоришь.

– Прости, не проснулась еще… И маму не трогай.

– Так просыпайся и поднимай свою ленивую задницу с кровати! – Герман явно не был настроен шутить. – И чтобы через полчаса ты была у музея. Мне нужно твое мнение!

Много чего захотелось сказать моему «любимому» начальнику. Но я удержалась, за два года уже успев привыкнуть к его обращению. Все-таки в душе он милашка. Ну, где-то там, в глубине.

– Ок, босс.

Он ничего не ответил и повесил трубку.

Кажется, замечательное намечается утречко.

Глава 3

Ненавижу слякоть, а эта «чудесная» пора в Москве бывает шесть месяцев в году, если не все девять.

Поморщившись от одной мысли, что мне предстоит не меньше часа мёрзнуть на холоде, я с трудом заставила себя выйти из машины и, завернувшись в легкий пуховичок, пошла к месту преступления.

Единственный плюс того, что Герман позвонил в пять утра, – долетела без пробок.

Протиснувшись сквозь толпу зевак – и откуда только эти жаждущие хлеба и зрелищ взялись здесь в такое время, – я показала полицейским удостоверение и, поймав на себе их удивленно-почтительные взгляды (шутка ли: не часто им приходится вживую видеть эксперта по расследованию преступлений, совершенных алиями, да к тому же с припиской «ведьма 7 уровня»), наконец смогла добраться до Рыжова, стоявшего в нескольких метрах от тела и делающего какие-то заметки в блокноте. Вот уж любитель старой школы. По-моему, уже все, кроме него и Снежного человека, перешли на планшеты.

Но прежде чем с ним заговорить, я, надев латексные перчатки, привычным жестом врача взяла за руку жертву, чтобы просканировать остаточную ауру. Контакт кожи для этого мне уже давно был не нужен, а вот заразу подцепить не хотелось бы. Глубоко вдохнув влажный воздух, я ощутила, как пахнет сыростью, грязью, улицами и смертью. Ещё два года назад я не обращала внимания на этот «вкус смерти». Пока однажды мой учитель не решил, что мне пора это знать, и не открыл тайну чудного в кавычках метафизического запаха. Бывают дни, когда я всё отдала бы, чтобы вернуть былую невинность и не чувствовать этот дух земли и тлена, но он не раз спасал мне жизнь, так что приходится терпеть. В мире сверхъестественных монстров, особенно когда ты охотишься на них, но уступаешь им в скорости и ловкости, самым важным фактором является интуиция, предчувствие – способность заранее знать о приближении мертвого.

Тут определенно пахло недавней смертью. Этот вкус сложно описать: пахнет сырой землей, словно могилу только начинают копать. Старая смерть пахнет тленом и пеплом.