– Ай! – дочь разочарованно махнула рукой. – Ты слишком древняя для этого. Тебе лишь бы Валерия Леонтьева слушать или Иосифа Кобзона.

– Ну ты уж загнула, – рассмеялась Валерия Петровна. – Мне все-таки не 62, а 42 года всего. Я вообще-то другие песни люблю.

– Да не о песнях речь, мама! – недовольно заметила дочь. – Ты пойми, насколько сложно мне будет выполнить это задание. Но если получится… Ах… я буду работать в самом крутом издательства мира! Ну… Одном из.

– А что сложного? Поезжай к этому Бриллианту, расскажи, что ты одна из лучших фотографов Москвы, хочешь сделать с ним фотосессию, и куда он денется, – заметила мать.

– Думаешь, это так просто? Бриллиант год назад всё бросил и уехал жить под Ледогорск. Это далеко, почти за Полярным кругом. Где-то около Архангельска, кажется, я точно не знаю. купил там большой участок земли, построил дом и стал жить. Ото всего отказался. От концертов, даже от общения с людьми. Стал затворником, и никто не знает, почему. Говорили, что стал пить. Стал наркоманом, потому что его бросила любимый девушка. Но она дала уже десяток интервью, где говорила, что между ними всё было хорошо, и музыкант неожиданно сам взял и уехал, ничего никому не сказал.

– И что, никакие папарацци не пробовали добраться до него?

– Ещё как! Десятки! Но, во-первых, туда сложно добраться: тайга, горы, снег кругом, а летом – мошкара. Да ещё дорогу толком никто не знает. Так, примерно. Пытались с дронов снимать, но тоже не вышло: никто не видел этот дом. А тайга, ты сама знаешь, она необъятная, – пояснила Даша.

– Ты-то как собралась туда попасть? – спросила мать.

– Сначала до Ледогорска на машине, а там пешком.

– Точно тебе к психологу нужно, солнышко, – прозвучало ироничное в ответ. – Ты ж городская. В трёх соснах заплутаешь. А там девственный лес! Это тебе не лесопосадки в Подмосковье.

– Мама, я знаю. Но ты меня не отговоришь. Я хочу и сделаю. Мне нужна эта работа, понимаешь? Больше всего на свете, – твердо сказала Даша. Понимая, что отговаривать бесполезно, мать лишь покачала головой. Потом помогла укладывать вещи. Теперь они, заледеневшие, лежали в чемодане, а тот – в багажнике ярко-жёлтой Nissan Micra, которая грустно тащилась за «Волгой» под управлением Даши.

Снегопад не унимался. Дорогу в нескольких местах уже замело, пришлось осторожно объезжать заносы, чтобы не застрять. Но «Волга» – машина мощная, потому даже перебираясь через снег, уверенно тащила за собой чудо японского автопрома. Оно явно не было предназначено для здешних мест. «И чем я только думала!» – ругалась на себя Даша, уверенно держа большой тонкий руль. Её-то был маленький, плотный, ухватистый. А этот напоминал штурвал на речном катере. Здоровенный такой, черный и неудобный.

Их маленькая колонна, со стороны едва заметная под порывами наполненного снегом ледяного ветра, продолжала упрямо двигаться на север. Через примерно два с половиной часа впереди показались огоньки, и Даша облегченно выдохнула: наконец-то цивилизация! И это правда оказалось придорожное кафе. Маленькое, полузанесенное снегом. Рядом выстроились четыре огромные фуры.

«Ну, попадётся мне тот, кто меня чуть не сбил!» – мстительно подумала Даша. Но тут же оставила эту мысль: она не помнила, как выглядела та машина. В темноте все кошки серы, а в буран – все фуры на одну морду. Белую. Остановила «Волгу», сзади также замерла Micra. Девушка вышла из салона, заглушив двигатель. Подошел старик. Она отдала ему ключи.

– Пошли, милая, погреемся, что ли, – сказал старик дрожащим голосом. – Задубел что-то я в твоей консервной баночке.