Герман увидел эту несчастную жертву, когда двое спорщиков сдвинулись с места и тем самым на миг образовали окно.

Глаза двух молодых людей встретились. Грустные голубые с заплаканными и полными ужаса карими. Это походило на внезапный удар молнии.

Герман стоял ошеломленный, потрясенный необыкновенной красотой девушки, но тут же, взяв себя в руки, растолкал всех, вырвал ее из крепких тисков и крикнул ей:

– Бегите!

На него обрушились разом шесть разъяренных мужиков, впрочем, изрядно пьяных и еле держащихся на ногах. Герман отбивал их удары стулом, который попался ему под руку и постепенно отступал к выходу на улицу. Оказавшись у двери, он рванулся и за миг скрылся за углом.

Так бы и бежал парень и дальше, если бы не услышал позади себя слабый, дрожащий голосок:

– Сударь!

И снова его словно молнией ударило. Он резко остановился, обернулся и застыл, как вкопанный прямо на середине дороги.

Вдали послышался звук кабриолета. Тот приближался, а Герман продолжал стоять на дороге, глядя лишь вперед, на быстро приближающуюся к нему девушку.

– Что вы! – вскрикнула она и, схватив молодого человека за руку, оттащила на тротуар. И вовремя. Потому что едва тот успел убрать ногу, как на место, где он стоял, со всей скоростью наехал кабриолет.

– Спасибо, – пролепетал Герман, краснея и тупя взор.

– Что вы! Это я должна вас благодарить! Если бы не вы… я даже не знаю, что бы со мной сделали те люди… а ведь я не давала им никакого повода…

– Таким повод не нужен.

– Да… – теперь она покраснела. – Я обязана вам.

– Нет, нет! Ничем вы мне не обязаны. Я не понимаю только, зачем вы прислуживаете в таком месте… это не для вас.

– Увы, сударь, разве я могу выбирать?

– А почему нет? Неужели, вас кто-то вынуждает?

– Никто. Кроме долга.

– Долга? Кому же вы должны?

– Была должна хозяину этой закусочной. То есть, не я была должна. Это давнишний долг моего отца. Только этот долг он и оставил мне после смерти. Тогда, хозяин отобрал у меня дом отца и все остальное, что в нем было, привел туда жену и открыл там, то есть тут, этот кабачок. А меня оставил прислуживать. Мне все равно было некуда идти. У меня нет уже ничего своего. Даже это платье не мое, мне подарила его жена хозяина, когда сама уже собралась его выбросить. Вначале я работала за перегородкой и готовила еду, поэтому, никто не мог видеть меня и не мог пристать. Но вот, хозяину разонравилось, как я готовлю, он нанял повара, а меня сделал прислужницей. Тут то все и началось. Вначале я кое-как избегала неприятностей, но вот сегодня не удалось. И если бы не вы…

– Не надо, – остановил ее Герман. – Бедняжка. Что же вы будете делать дальше?

– Не имею понятия, сударь. Но… может, вы знаете, местечко, где бы меня могли приютить? Тогда, я все отработаю хозяевам, потому что заплатить не могу. У меня ничего нет. Не знаете, куда мне пойти, сударь? – она взглянула на него с такой неподдельной мольбой, так дрожала от вечерней прохлады в своем изодранном платье и была так прекрасна; белые ее волосы рассыпались по плечам, обвивая стройный стан, что Герман не выдержал и сказал:

– Нет, местечка я не знаю, но прошу вас принять помощь от меня. Или вы боитесь меня? – казалось, юноша опасался услышать от нее: «Боюсь».

– Нет, сударь! Бояться вас? Вы спасли меня, значит, не можете быть плохим, – глаза ее прямо смотрели в его глаза, а его в ее.

– Тогда… – он предложил ей руку, – пойдемте ко мне. Клянусь, что я даже не подойду близко к той комнате, которую вы выберете. Вы верите мне?

– Да. Но… вы говорите, я смогу выбрать комнату? Как? Разве у вас она не одна? Или вы консьерж в доме, где жилье сдается?