Императрица Елизавета Алексеевна, кроме того, при самом выступлении из Таганрога пригласила к себе Тарасова и сказала: «Я знаю всю вашу преданность и усердную службу покойному императору и потому я никому не могу лучше поручить, как вам, наблюдать во все путешествие за сохранением тела его и проводить гроб его до самой могилы».

Процессия направилась на Харьков, Курск, Орел, Тулу в Москву. Тарасов пишет, что начальствовавший над церемонией и войсками, составлявшими эскорт, граф Орлов-Денисов наблюдал везде строгий порядок и военную дисциплину. На козлах колесницы постоянно сидел лейб-кучер покойного государя Илья Байков. Все ночлеги были в селах или городах, так что гроб всегда ночевал в церквах. Усердием жителей сооружались великолепные катафалки. В каждой епархии на границе встречал архиерей с духовенством всего уезда, чтобы сменить духовенство предшествовавшей губернии. В городах войска выстраивались шпалерами, и, где была артиллерия, во время следования процессии производилась пальба. У колесницы народ нередко отпрягал лошадей и вез ее на себе. Переезды были обыкновенно не более пятидесяти верст. На границе каждой губернии останавливались в поле, и губернатор одной губернии передавал церемониал губернатору другой, который и провожал процессию через свою. На всем пути, даже в степных местах, стекались жители большими массами; в городах, а в особенности в губернских, стечение народа принимало обширные размеры. Не было недостатка и в разных нелепых слухах, которые, как говорит Тарасов, распространялись среди народа неблагонамеренными людьми и вызывали со стороны графа Орлова-Денисова принятие необходимых мер предосторожности. Так, например, когда шествие приближалось к Туле, донесли, что фабричные намереваются вскрыть гроб; но все обошлось благополучно. Оружейники просили только отпрячь лошадей и везти колесницу до города на расстоянии пяти верст.

«Кроме личного повеления, – пишет Тарасов, – данного мне императрицей в Таганроге, я имел особенное предписание от графа Орлова-Денисова о возможном попечении за целостью тела императора во время всего шествия. С этой целью я представил графу, что для удостоверения о положении тела императора необходимо по временам вскрывать гроб и осматривать тело. Таковые осмотры, при особом комитете в присутствии графа, производились в полночь пять раз, и каждый раз по осмотре я представлял донесение графу о положении тела. Для ежедневного же наблюдения в гробе было сделано отверстие в виде клапана, через которое всегда можно было удостовериться о целости тела. Когда же мороз понижался до двух или трех градусов по Реомюру, тогда под гробом постоянно держались ящики со льдом, нашатырем и поваренной солью для поддержания холода».

3 февраля 1826 печальная процессия прибыла к Москве. На протяжении версты от Подольской заставы, по обеим сторонам дороги, были выстроены войска, пехота и кавалерия, с заряженными ружьями. В Коломенском гроб был поставлен на парадную колесницу, приготовленную в Москве. Там прежних лошадей заменили восемью придворными лошадьми цугом, в сбруе с глубоким трауром; дорожную прислугу заменила прислуга придворная. Тарасов описывает при этом следующее происшествие: «По смене в колеснице лошадей лейб-кучер покойного императора, Илья Байков, поспешил и на новой парадной колеснице занять свое место на козлах; назначенный в Москве парадный в трауре кучер подходит к нему и просит его уступить место; Илья Байков положительно и настойчиво отказывает ему в требовании. На этот спор подходит унтер-шталмейстер и приказывает Байкову оставить место; Байков не повинуется приказанию. Наконец это упорство Байкова доведено было до сведения самого князя Голицына (московского генерал-губернатора), который приказал было удалить Байкова силой, сказав ему, что он с бородой не может быть в этой церемонии. На это Байков, в чувстве преданности к императору, отвечал: