Теперь те слова Саактанбергена стали совершенно понятны. Кунбеги, пользуясь дружественными отношениями, оттеснил и гуннов, и братьев-тиграхаудов, тем самым целиком обустроившись на Семиречье. Теперь же начал поглощать зимовья кангюев за своими землями. Благородный Байтак на одном большом празднестве у хаомоваргов остановил Кунбеги, сказал ему об обстоятельствах, призвал его к разуму. Настойчиво убеждал не лишаться тысячелетнего братства из-за каких-то высохших долин. За спокойно сказанными словами благородного Байтака, за его приятным голосом было и предупреждение: «Смотри, сынок!». Конечно, Кунбеги, понимал и знал, что последует за этим. Но проложил свое глупое притворство и в следующем году. Благородный Байтак был вне себя. Небольшой отряд кангюев прогнал только начавших привыкать к новому месту усуней до их центральных пастбищ. С того времени прошло вот уже три года. Между кангюями и усунями стояло безмолвие. Кунбеги не стал отвечать на действия кангюев, и в то же время не пошел на примирение как младший к старшему. Благородный Байтак же не стал сильно переживать из-за Кунбеги. У него хватало и других дел. Во всех этих делах он был близок с царем массагетов Спитаменом, которого считал авторитетом, своим другом и советником. Благородного Байтака беспокоил Босы14. Босы сдерживали только осторожность саков и их луки. Бактрия и Согдиана располагались посередине, спасая народ кангюев от соседства с Босы и ее жадного взгляда. Поэтому Благородный Байтак сичтал правильным побольше общаться сакскими сатрапами, управлявшими Бактрией и Согдианой.

Недавно Благородный Байтак и Спитамен вернулись с Мараканды. Причина, по которой они поехали туда – обдумать надвигающуюся бурю со стороны Эгейского моря, впереди которой шел отважный царь – двурогий Искандер Зулькарнайн. В Мараканде оба царя поняли, что Дарий был окончательно разгромлен. Искандер после взятия Вавилона сразу пошел на главный город Босы – Баиршу15. Сакам до этого было мало дела. Им нужно было понять, куда Искандер поскачет после Баирши. Вот в чем вопрос. А пока они оба на него ответить не могли.

Двух царей проводили до границы сто вооруженных воинов разместившегося в Мараканде сатрапа Согдианы и Бактрии мудрого Шахранабана. Дальше лежали родные земли Байтака. Путники сразу же вышли на западный берег Джейхуна16, шли то приближаясь к реке, то отдаляясь от нее. После того как лошади сильно устали и утомились, а под ушами их, подхвостником, подпругой и нагрудником выступил пот, они перешли легкой поступью на один общий размеренный темп и под вечер дошли до места отдыха. Город Сасан, окруженный высокой стеной, построенной из слоистых камней, в котором проживало около двух сотен семейств, ждал путников со вчерашнего дня. Правитель города Сасан аян объединил пришлых людей, которые перекочевали с Мавераннахра со своими домочадцами. Он был с Благородным Байтаком примерно одного возраста. Оказывается, Сасан аян выставил людей на каждой сопке, чтобы они, передавая знак друг другу, возвестили о приезде гостей. Поэтому, когда оба царя подъезжали к городу, его хозяин уже ждал дорогих гостей перед воротами. Когда цари сошли с коней, и остальные припали к земле.

– Как говорят, запаздывание путника – хорошая примета, мой господин. Как прошел путь, доволен ли? – произнес смуглый чернобородый человек с длинной шеей и кадыком величиной с кулак ребенка. Благородный Байтак и Спитамен медленно ступали первые шаги, широко расставляя ноги. Глава поселения медленной походкой зашел в город. Сасан аян был пятым потомком саков парадарайя, перекочевавших в свое время с Двуречья. Теперь ни у кого язык не повернется назвать их пришлыми. Разве сами кангюи когда-то не стали двигаться на юг, когда наступили холода, когда зимы из года в год становились все длиннее, когда пришла несчастная пора и всходы еле-еле пробивались к лету, в конце концов остановившись на берегах реки Джейхун? Поэтому, прекрасно знавший историю царь кангюев не делил людей на пришлых и местных. После того, как Всевышний дал им эти земли, и кочевка кангюев подошла к счастливому концу, не было ни единой души, которая сказала бы им «кто вы такие». Иначе, разве сами кангюи не считаются пришельцами? Благородный Байтак много раз слышал от своего отца: когда кангюи впервые стали оседать на берегах реки, они из-за незнания становились жертвами сомов, потому боялись сомов, водяных коров