Александр и Роксана Эрнест Тореханов

Мир закрутился и с нашего времени переместился в 448 год до нашей эры. Холмистый, зеленый, низменный, многоводный край Македонии озаряют лучи утреннего солнца. Чистый воздух, влажные луга, тишина. В тот же миг тишину нарушает шум от беспорядочно движущегося со всех ложбин скота. Гикающие пастухи, лающие собаки… словно возвещают всему миру о том, что жизнь продолжается. Два пастуха несут на плечах сумки с дневным запасом еды и питья, идут и беседуют.

– Ну, что слышал? – спросил могучий, словно небольшая гора, парень у спутника постарше.

– Да что я мог слышать… Пришел и лег спать. А сегодня проснулся и пошел.

– Меня вчера позвали помочь в дом князя. Когда я туда пришел, под навесом сидели три князя, которые трапезничали и вели беседу. Снуя туда-сюда по мелким поручениям, я краем уха услышал, что Рим завоевал Карфаген. А еще узнал про хорошую новость и у нас. Царем Македонии ведь был семилетний ребенок. Теперь избран настоящий царь. Царь по имени Филипп. Кажется, крепкий парень.

– Какое тебе до них дело, Афанасий? Ты ешь хлеб, окуная в сливки, пьешь молоко, дышишь этим благословенным воздухом, что тебе еще надо?

– Я что, должен проживать свою жизнь лишь ради еды? Эх, жаль, что я безграмотный. Иначе странствовал бы из города в город. Точно бы куда-то пробился бы. Главное – выйти из этого леса… а те вчерашние князья сказали, что «низвергнут» только что избранного царем Филиппа. Они это сделают. Княжества существуют испокон веков, но нет единой страны. Сколько у нас князей, состязающихся между собой в своем богатстве!? Один надменнее другого. Как только один из них чуть возвысится над остальными, его разнесут в пух и прах и лишат головы остальные. В Македонии никогда ничто не меняется. Так и будут возлежать князья у подножья гор, кичась своим достатком. А мы так и будем пасти их скот, храня и приумножая его, до самой своей смерти.

– Что же в этом плохого? Чем погибнуть от дубинки случайного задиры, продолжительной хвори, стрелы очередного безумца, не лучше ли пасти спокойно скот до обретения вечного покоя? Когда-нибудь умрет и царь, умрут и князья. Тогда все мы будем равны. Я не печалюсь о том, что не стал князем. Так как его печалей в тысячу раз поболее твоих.

– То есть пусть жизнь стоит на своем месте, так же как спертый воздух в летнюю жару?

– Пусть стоит. Посмотри! Чертовы бабы не до конца подоили коров, и теперь из их вымени струится молоко. Через некоторое время дети найдут нас, и отправятся домой, набив свои животы молоком, которое мы к тому времени успеем надоить. Все будут сыты. Да не лишать нас боги этого блага.

– Может ты и прав. Но мы ведь не рождаемся в этом мире дважды. Раз появился на этот свет, то нужно увидеть все прелести этого мира! Хорошо, оставим нас! Если твои дети станут такими же богатыми как те князья, я без всякого сожаления покинул бы этот свет. Я всего лишь пастух. Если женюсь, дети мои тоже будут прислуживать кому-то, влача жалкое существование. Поэтому я молю богов, чтобы нашелся властелин, который бы разворошил бы эти жирные задницы. Эх, вот бы затрясся бы мир, и кто-нибудь вырвал бы Македонию с этого дремотного состояния! Может быть тогда и мне повезло бы в этой кутерьме занять свое место?..

– От твоей мечты несет кровью.

– А пусть и так. Македонии нужен один большой скандал. Тогда, брат, твой несносный братишка Афанасий воссияет! – засмеялся парень.

Афанасий был молодым человеком крупного телосложения, которому совсем недавно исполнилось шестнадцать лет. Вместе со своим братом они пасли скот князя по имени Ктеон. Но нутром чувствовали, как их отмеренная богами жизнь проходит бесследно, изрезанная лоскутами серых будней. Старший брат Менон был кротким, чрезвычайно стойким, терпеливым, совестливым человеком.

– Эй, озорник. С какого перепуга ты хочешь устроить в Македонии бунт? Не говори так. А то и эта жизнь тебе покажется недостижимой мечтой.

– Эх, тихоня ты наш! Вот, смотри!

Афанасий подошел к самому буйному из трех быков в стаде и ухватил его за хвост. Серый бык резко развернулся, намереваясь зацепить Афанасия рогами и швырнуть его. Но Афанасий не поддался. Он повернул быка за хвост к склону, в этот момент задние ноги животного заплелись, и он с грохотом упал на землю. Менону не понравился поступок младшего брата.

– Два быка повздорили, и победил тот, что на двух ногах. Ты это хотел сказать?

– Именно. Там, где бессилен разум, можно много чего решить физической силой. Жаль, что пока мне не везет. А так может пригодился бы царю Филиппу в качестве телохранителя. Я сейчас ничем не лучше того серого быка. Довольствуюсь тем, что ем и пью. Впрочем, серый бык в чем-то даже превосходит меня. Это стадо – сплошь его жены. А у меня и жены-то нет. Ха! Ха! Ха!

– Сколько у царя должно быть жен?.. Как думаешь?

– Цари не ставят ограничений числу своих жен. Какие-то им нравятся, каких-то жен берут ради количества. Кажется, что они силой забирают себе любую женщину, на которую упадет их взгляд.

Афанасий горячился, не находя себе места, стремясь использовать всю свою кипучую жизненную энергию и физическую мощь ради своей страны, ради большого, а может и великого дела, и в словах его был определенный смысл. Македония была местом, благословенным богами. Здесь было все, что нужно для жизни: и вода, и лес. А какая тут была земля! Настолько плодородная и благодатная, что воткнешь в нее палку – на ней распустятся листья. Но молодой человек чувствовал, что его народ отделился от остального мира, стал отставать в развитии. В конце концов, однажды, когда Афанасий вознамерился отправиться на Олимпийские игры, один знатный человек сказал ему напутственные слова: «Защити честь своего народа», но даже не дал денег на дорогу. Афанасий ведь не один такой. Тысячи таких как он парней не имеют возможности узнать, какая жизнь существует за вершинами сопок Македонии, и пасут скот, уподобляясь ему же.

Афанасий с братом пасут скот все время, как себя помнят. Дома вместе с пятью детьми старшего брата безмолвно сидят их старые родители, которым даже один шаг сделать стало большой проблемой. Несмотря на относительную зажиточность тех братьев и сестер, что постарше Менона, родители остались в этом доме видимо из-за спокойного характера Менона. Афанасий был самым младшим. Он остался ухаживать за стариками, пока дети старшего брата не подрастут до такого возраста, когда они смогут помогать своему отцу. Потом он отправится в Афины, он уже решил попытать счастья на следующих Олимпийских играх. И вот время наступило. Но он не знал, к кому пойти, не знал правил соревнований. Тогда он решил рискнуть и отправиться к Неоптолему, самому сильному князю, который ради забавы сделал своего сына царем, и в то время жил в Моломе. Расспросы о князе Молома результатов не дали, никто ничего толком о нем не знал. Кто-то сразу же начинал его поносить, кто-то отзывался о нем, как об умном человеке.

Что бы то ни было, Афанасий попрощался со своими родителями, братом, его детьми, которые стали ему как родные, смахнул скупую слезу и отправился в поисках своего счастья.

Союз македонских князей возглавлял Неоптолем, объявивший себя царем в Моломе. У Неоптолема не было особой власти. Он время от времени созывал князей на совет. Доносил до них свои решения. Одни их принимали, другие молча уходили, и делали, что им вздумается. А Неоптолем на них и не обижается. У него все было в достатке, он стоял выше других князей. Никто не решится выступить против него. Неоптолем – очень богатый, родовитый, влиятельный и сильный человек.

Неоптолем был женат несколько раз, породнился со многими народами и землями благодаря браку своих детей и родственников. Его дети росли во многих местах. Его первенцем была девочка. Так как она появилась на свет, когда в Афинах проводились очередные Олимпийские игры, Неоптолем назвал свою дочь Олимпиадой. Она выросла красивой девушкой с идеальной внешностью, как у скульптуры, выточенной из камня. Замечая в ней эту, присущую камню, холодность и строптивость, отец не упускал из виду и ее сообразительность. Видимо поэтому в сознание князя вселилась вера в то, что Олимпиада не бросает слов на ветер, и когда она что-то говорит, делает это вдумчиво и зная, о чем идет речь. В один из дней во дворец Неоптолема стал захаживать сын князя Филиппа – Филипп младший. Эта близость завершилась свадьбой Филиппа ІІ и Олимпиады. Филипп ІІ нашел, что искал. Он женился на Олимпиаде из чистого расчета. Так как понимал, что хоть Молом Неоптолема и не был центром мира, он был местом объединения Македонии. Ключ к единой Македонии был в этом дворце, в руках правителя Молома Неоптолема. Теперь его целью было завладеть этим ключом. Потому что расчетливый и дальновидный Филипп ІІ боялся того, что Македония останется на задворках цивилизации. У не имеющей ни единства, ни крепкой власти, ни сильного войска Македонии были лишь ничтожные силы, и то, что в подходящий момент ее захватит кто-нибудь, было вопросом времени. Этот царек Неоптолем даже не думает об этом, а князья считают, что мир так и будет стоять на одном месте, словно воздух в душную погоду. Вместе с тем повсюду гремят битвы. Нескончаемые столкновения между греческими полисами, битвы между близкими народами, и никому нет дела до того, что персы устремили свой кровожадный взор на порты Македонии в Эгейском море. Филипп ІІ переживал и за это. И не просто переживал, а делился мыслями с Олимпиадой, изливал ей душу. Олимпиада безмолвно слушала. Временами задавала неясные вопросы. После чего снова слушала. Слушая без конца Филиппа, она не заметила, что стала сходиться во мнениях с ним, и дошло до того, что говорить те же речи, что и Филипп. Олимпиада в душе признала, что Филипп не так прост, как она вначале думала.