– Какого вероисповедания твоя жена? – спустя считанные мгновения после подписания контракта с Алексом спросил директор клуба Иан Макларен.

– Католичка, – ответил он.

– Где вы поженились?

– В ЗАГСе.

– Что ж, тогда хорошо.

Алекса поразило, что Макларен задавал такие интимные вопросы с совершенно серьезным видом. Впрочем, со временем он узнал, что здесь это в порядке вещей.

Хотя в общинах Глазго проводилась работа по искоренению религиозной нетерпимости на футбольных трибунах, казалось, что ее необходимо провести и в коридорах одного конкретного клуба. Алекс вспоминает, как однажды на общем собрании клубному терапевту приказали снять галстук, потому что он содержал в себе зеленый цвет. В вопросе устранения межконфессиональных конфликтов «Селтик» развивался быстрее, чем «Рейнджерс», и как раз в те годы, когда Алекс играл за «Джерс», «кельтов» тренировал протестант Джок Стейн. Но мысль, что клуб когда-нибудь возглавит католик, представлялась руководству «Рейнджерс» настолько возмутительной, что никто об этом не смел даже и думать. Весьма показательно, что «Рейнджерс» подписал контракт с первым игроком-католиком лишь 22 года спустя, в июле 1989 года, когда на «Айброкс» переехал Морис Джонсон из «Нанта». И все равно этот переход вызвал скепсис не только у значительного числа болельщиков, но и у некоторых членов совета директоров.

Алекс с братом росли в достаточно уникальной для Глазго обстановке, и потому он искренне не мог понять природу религиозной нетерпимости. В их родословной числились два поколения семей смешанной религиозной принадлежности, и Фергюсонам была чужда ненависть к людям из-за веры. Проявление межконфессиональной розни можно было услышать у порога их дома, но в его стенах – никогда. Во время первого проведенного в клубе лета, Алекс подумал, что «Рейнджерс» озлобились на «Селтик» из-за их успехов – победы в Кубке европейских чемпионов, но вскоре осознал, что озлобленность и нетерпимость были характерными чертами клуба уже много десятилетий. И эта ситуация не менялась еще несколько последующих десятилетий.

Вилли Эллисон не имел четко обозначенной роли в клубе, но, определенно, этот известный журналист присутствовал на многих заседаниях, проводимых председателем совета директоров Джоном Лоуренсом. Эллисон, независимо от официальной должности, выступал в качестве его главного советника и представителя. На тот момент возраст Лоуренса перевалил за 80 лет. Казалось, в вопросе отношений клуба с прессой он полагался именно на фигуру Эллисона, и – очень зря, ведь нетерпимость последнего не знала границ. Он был «закоренелым религиозным фанатиком… столь же опасным, сколь и мерзким», – так писал о нем Алекс в своей первой автобиографии.