в звёздный океан мы все впритирку отплывём
на стареньком диване, да вот уж маюсь я один
на островке порожнем. Сорвался в прорву хоровод
любвей, скорбей и судеб, и вам за небом уж поёт
в своём жабо из облаков и снов залётно-юных,
зажмурив нежные глаза и в память пылко протянув
распяленные пальцы, непререкаемый Орфей,
последний полубог Советского Союза, где тает
точка наших солнц на выцветшем экране.
2019
Архаика
Святое небо предвесеннее разрезал клин
безвестных птиц, а там, глядишь, и несравненное,
и незапамятное там. Река стремит в немом
скольженье неотражённой яви сад, и наступает
неизбежность, и расступается зима руинным
видом пасторальным на несминаемых лугах.
Змеится след по бездорожью в прибрежный край
порожних снов, и на шелках слепой надежды,
под парусами грешных грёз я сопрягаю
незабвенность с непредсказуемостью слов,
и циферблат луны полдневной, как
невменяемое время на несверяемых часах.
2019
Желанное
Etre une heure, rien qu’une heure durantBeau, beau, beau et con à la fois.[1]Jaques Brel
Мне не дана заведомая малость – болеть за то,
куда ударит мяч иль отлетит терзаемая шайба,
и я, как Брель, на час, всего на час хочу побыть
смазливым простачком и вожделеть вечерний
сериал в стандартном опупенье. Мне не водить
сверкающих машин в безлюдье голых трасс,
летящих упоённо в никуда из золотого ниоткуда,
средь подключённо-отключённых с дебильником
в руках не теребить мигающие кнопки и не мотать
пустотной головой под электронные тамтамы,
мне не жевать на ватном хлебе мясную размазню,
облизывая пальцы и заливая коричневым пойлом,
не накупать, не слушать, не читать и не вещать на
новоязе, коверкая под инглиш родную попранную речь.
По милости Господней, мне не вздыхать от умиленья,
растя годами инопланетян под выбеленным кровом.
На час, всего на час среди собой вполне довольных
побыть красавчиком счастливым мне не… А вам?
2018
Белорусское фото
В садах отчалившего лета, куда летит
пыхтящий паровоз над Белой, Волгой,
надо мной, есть млечный остров белорусский,
где ждут благие голоса, ядро невызревших орехов
над озером в серебряных лесах, усатый дедушка
Ефим с крестьянскими ногтями и в допотопном
пиджачке, мне отрезавший тугую корочку от
розового сала, и бабушка Ульяна, прямая, как
венчальная свеча, с ухватом у печи, откуда
возникали чугунки и печёная бульба, да тётя
Аня с яблочным румянцем и целой кружкой
парного молока на том дозвёздном сеновале,
где спали сладко с кузеном Колей, москвичом
(что повесится после тюрьмы), как ангелы
шальные на задворках напрасного рая, руины
церкви над озёрной сталью и волны добрые
полей под нивою распаханного неба, где я бегу
с июльского холма, расплёскивая душу,
за тем собой, кого ветра курчавые любили, а вы
стоите смирно, на века, Савелий, Саша, Василёк,
две Анны и Матвей, и бабушка Ульяна, и
дедушка Ефим, как на нечаянной иконе
садов отчалившего лета.
2019
Пламя Нотр-Дам
Блажен, кто посетил сей мирВ его минуты роковые…Ф. Тютчев
Собор Парижской Богоматери, тебя сожгли,
как Жанну д’Арк, но Приснодева не дала
тебе погибнуть в пламени безбожном. И словно,
кто-то усадил меня напротив, следить за первым
жиденьким дымком, потом за жёлтыми клубами
и первым языком алеющего ада. С тобой сгорала
и душа, и память сопричастно вековая, но шесть
ты отзвонил в последний раз, ещё живой, ещё
дрожа у края, и солнце невозможного заката
зависло над тобой, не смея откатить за грань
без дна и без возврата. «Заткнись!», сказала мать
по-русски безмозглой девочке, увязшей в жиже
интертрёпа. И кто-то щёлкал из машин,
и кто-то плакал не стыдясь, целуя взглядом
разлученья и хрупкий шпиль, и петушка,
упавшего с поруганных высот и вешней сини