Увидев мужское достоинство лошади придурок с присущей ему ужимкой радостно хихикнул, вовсе вставая на ноги.

– Педро, это твой же конь!

Педро напуганный вместе со всеми прозрением Виттили и вдобавок к себе лично, обращенными словами не заметив на конской голове белой звездочки Буцефала Метроне – остолбенел.

Снова обрадовавшиеся Альбертик и Метроне, опять были напуганы тем, что взгляд фра Жуозиньо в обход добравшихся до истины Виттили и Педро, остановился именно на них двоих и обращенные слова предназначались именно им, и никому другому… кому-то среди них, ибо ничего общего в этом отношении они пока не имели.

– Бедная коняжка захворала еще вчера. Наверное заразилась от коня приезжего сеньора, с которым вы имели честь играть за деньги.

– Да и почему вы собственно ко мне обращаетесь? – возмутился Альбертик шныряя глазами по сторонам, – Он же не мой.

– Да, нет, кажется она ваша! – уверил его харчевник.

– Он не мой! Вот и Виттили говорит… – указывая растерянно на него возражал Альбертик, переводя взгляд с клячи на упоминаемого, с него на фра Жуозиньо, а с того на Педро, – Нет, это не мой конь!! – вовсе запротестовал Альбертик, потому что если это был конь тетушки, ему пришел конец! И стараясь найти хоть в ком-нибудь из них, замолчавших поддержку своим словам, и однако же не находя таковой, принялся уверяя всех в том своими словами со слезами, при этом глядя на черт знает что. – Гад вонючий, ты все врешь! Он совсем не похож на моего коня. Мой был совсем не такой! – выходило, то, что лежало… было его и хорошо бы если его, но ведь тетушкино!

– Вот что с ним сделал сап, – пламенно саркастически произнес фра Жуозиньо, воздевая лоснящуюся ручищу вниз. – Это сап – смертный бич лошадей. Берегитесь сеньоры, прежде чем я отделил больное от здорового, оно стояло вместе!

– Нет, это не мой конь!! – звонко и с нытьем проголосил Альбертик.

– Ну, давай еще посчитаемся, чей!!! – грубо оборвал его Педро, которого нервировало то, особенно обстоятельство, что взгляд Альбертика аппелировал за доказательствами к нему.

– Сеньоры, что вы ругаетесь, идите лучше и убедитесь сами, – предложил фра Жуозиньо, который чем принять гнев Альбертика, а вместе с ним и его друзей на себя, решил возглавить устремления чувств. Если не можешь чем-то совладать – возглавь его!

И все четверо, они тронулись вслед за хозяином, который дойдя до близко стоящей другой конюшни, отворил им воротину, впуская их туда.

Как всегда первым был Виттили, он и вбежал туда первым и первым же вывел оттуда свою лошадку, радуясь ее резвости и бодрости. Вслед за ним вывели своих коней Метроне и Педро, но не столько радостные, сколько озабоченные, Альбертик вышел изнутри с седлом, неся так же остальную сбрую в руках, с нытьем и слезами изрыгая из себя ругань и проклятия в пользу хозяина харчевни и конюшен, но тому уже было не до него, он подходил к месту сбора вокруг сдыхавшего коня Альбертика. Мужик с обухом говорил ему о надобности забить.

– Ладно, давай уж! Чтоб скорее, не мучилась лишнего.

Мужик с деревни только этого и ждал. Поплевав в ладони и потерев ими, взялся поудобней за обух и набравшись духа что есть мочи ударил им в голову коню. При свете огня издали была видна кровь произведшая на наблюдавших отвратное впечатление. Альбертик больше не ныл и не стенал, слишком серьезное действо свершилось поблизости и сложившаяся окружающая обстановка приводила его в трепетное состояние. Только что парень – верзила когда он выходил из конюшни, смотрел на него с каким-то угрожающе странным усилением, да и мужик сделав дело неестественно странно замер, уставившись в их сторону, так словно бы ему следовал переход к следующему, затем только пойдя за фра Жуозиньо, позвавшего его выпить.