– Вот тебе за убить, бандит!… – Вот тебе за пистолеты! – Вот тебе еще, кретин!… – А вот тебе от всех нас! – пинали его друзья приговаривая и без приговоров. А слезный Альбертик валялся под их ногами и ногами коней несчастно выл по любимой. C пинками рушились последние его скудные надежды и сей плачь по Клементине сначало расценивался как продолжение придуриванья и еще сильнее стараясь поддать симулянту, особенно Виттили, которому нечего было приговаривать, но которого трогало в особенности то обстоятельство, что упал Альбертик, но шляпа его не слетела с головы как следовало бы ей, а оказалась подушкой подстелена под голову и шиворот. И пользуясь возможностью стараясь как можно более испортить костюм опрофанившегося графа, доведя манжетики рукавов до истинной серости.

Долго издеваться им над ним стало невмочь, видя что Альбертик неподдельно мучается душевно, а не столь даже телесно, они оставили его одного по настоянию Метроне, рассевшись по коням, давая тому время проплакаться, и прохныкаться, сами, тем временем, находясь наверху и заведя такой разговор:

– Он там падая опять себе ничего не сломал? А то как мы будем без предводителя-наводчика и его пистолетов?

– Будьте спокойны, сеньоры, – поспешил заверить их Виттили, – Он так падал что Монсеньор будет еще долго питать относительно нас надежды. Надеюсь он не проговориться о своих коварных замыслах, а то нам действительно придется покупать пистолеты.

– Ладно, хватит болтать, давайте думать, как нам дальше быть? – задумался Педро.

– А и дальше нам все так же придется быть с Альбертиком. И не только быть, но и жить с ним. Он нас набрал в свое войско, пистолеты грозился купить, пускай и содержит, жалованье…

– Эй, ваше сиятельство, берёте нас к себе на службу?

– Ни шиша вы от меня не получите! – раздалось зарёвываемо снизу.

– Ублюдок ты после этого. Завел людей на такую крайность, обязал приказом и бросить собираешься. Такой подлости еще не знала Сицилия.

Изо всех четырех у одного Метроне пожалуй было на уме давно задумано то, к чему события сегодняшнего утра могли бы послужить коренным поворотом к собственному делу. Но в слишком безмятежном периоде своей жизни находился нынешний Метроне, слишком долгий бездеятельный срок сопутствовал ему до нынешнего утра, что он не чувствовал в себе никаких потенций к чему-либо кроме как к желанию возвратить тот прежний размеренный ход жизни на круги своя. Оборвался он почти только что и еще свеж был на ощущение, а чувство сытости и обеспеченности не покинуло его и по сию пору, оставаясь как источник питавший в нем намерения во что бы то ни стало вернуться, не сейчас, так потом, и разобраться в том, что все же произошло… К тому же совсем скоро должен был уплыть Бофаро.

Пока Метроне сидел, размышлял, закрывая глаза от света полами своей шляпы, Аьбертик уже встал, отряхиваясь и отряхивая свою шляпу, которая уже не выглядела так ярко не смотря на все усилия прилагаемые владетелем сего, но тем не менее была водружена на полагающееся место.

Еще раз кругом отряхнул себя, а особливо серые накрахмаленные манжетики. Постучав по ним он с трудом залез на седло и как следует разместившись в нем тронул коня.

Остальные тронулись за ним, что не без удовольствия дало возможность Альбертику оглянуться и по-настоящему почувствовать себя предводителем потянувшейся за ним шайки.

– Ну, так что ты?… Больше не собираешься нас в засады засаживать?…Поди один что-нибудь задумал?…

– Пошел в задницу!

– Семнадцать лет – а ума-то и нет! Ты слушай нас, воскресное дитя, мы одно уже хорошее дело сделали: отбуцкали тебя от преступного замысла. Теперь и ты сделай хоть одно полезное дело… возьми свою шпагу…