Обхватываю себя руками в тот момент, когда яркая вспышка молнии озаряет зал, а следом за ней проносится ужасающий гром.

– У вас сегодня был очень сложный день.

– Это вам Розалина приказала? – интересуюсь я зная, что мой вопрос звучит достаточно грубо.

– Нет, что вы! – восклицает Говард, мотнув головой. – Мне показалось, что мое предложение уместно, но если это не так, прошу меня простить.

– Нет, Говард, – неуверенно произношу его имя, все еще думаю, что совершаю ошибку. – Нет. Просто сегодняшний день оказался слишком тяжелым для меня.

– Я вас понимаю, Тина, – учтиво отзывает Говард, делая шаг вперед. – Поэтому решил, что вам это будет необходимо.

– Хорошо. Я согласна на лавандовый чай.

– Отлично! – с радостью в голосе отзывается Говард. – Разрешите вначале проводить вас в вашу комнату?

Молча киваю. Говард указывает рукой на лестницу, и я не торопясь, сокращаю дистанцию. Подойдя к Говарду, тот мило улыбается мне.

– После вас, Тина, – и немного пригибает голову, словно кланяется мне.

Я чувствую себя неуютно от этих жестов. Более того… Кто сейчас так делает? От всего этого у меня кругом голова, однако я стараюсь не обижать дворецкого. Нутром чувствую, что он делает это от чистого сердца.

Мы медленно поднимаемся на второй этаж, а после, Говард провожает меня до моей комнаты. Открыв передо мной дверь, он добавляет:

– Минут через десять ваш чай будет готов.

Зайдя в одинокую комнату, я тихо вздыхаю.

– Спасибо, Говард.

Мужчина закрывает дверь и оставляет меня наедине. Снова оглядываю свою опочивальню. Теперь я должна привыкнуть к ней. Должна называть это место – своим домом. Подойдя к окну, я вглядываюсь в разматывающийся пейзаж. Думаю о том, что бы сказал отец, увидев меня сейчас? Разозлился? Сжалился?

Горькие слезы скапливаются так быстро, что я не в силах их сдержать. Поэтому, я выпускаю всю ту боль, которая накопилась внутри за день. Всю ту обиду, которую пыталась проглотить. Я даже не сразу же замечаю, что в комнате кто-то есть. Слышится звон фарфора. Кто-то стоит прямо за моей спиной, а после, глухой стук подноса об стол.

– С.. спасибо Говард, – отзываюсь я не в силах развернуться. Я не хочу, чтобы что-то видел мои слезы. – Спасибо…

Однако моя истерика никак не походит. Горькая печаль волнами подкатывает к горлу. Я силюсь, чтобы сдержать вырывающийся наружу крик отчаяния, хотя бы до тех пор, пока Говард не выйдет из комнаты. но…

В следующую секунду, чьи-то крепкие руки обнимают меня за плечо.Я ощущаю еловый аромат парфюма, а следом, резкий рывок заставляет меня развернуться и уткнуться в крепкую мужскую грудь.

И я понимаю, что передо мной стоит Кай.

Слезы текут по моим щекам, и я чувствую, как Кай прижимает меня к своей груди. В этот момент мне совсем не хочется думать о том, как жалко я, должно быть, выгляжу со стороны, какой слабой кажусь другим людям.

Не мешкая, парень обнял меня крепче и прижал к себе. Его прохладные ладони, казалось, обжигали спину даже сквозь ткань платья. Но, несмотря на это, я чувствовала приятное тепло, исходящее от его груди. Это тепло было таким уютным, словно тёплое одеяло, которым укрывают расстроенных людей в пасмурную погоду. Или как горячий чай, который согревает изнутри в хмурый день и обжигает кончик языка.

Я чувствовала себя маленькой девочкой, которая потеряла что-то очень важное в своей жизни и теперь ищет утешение, прижимаясь лбом к груди мужчины. Я ощущала себя совершенно беспомощной, ведь пульс Кая был почти неощутим. Мне казалось, что внутри него пустота, но разве такое возможно?

Когда меня начала охватывать сильная тревога, Кай продолжал крепко обнимать меня одной рукой, а другой нежно гладил по голове. В этот момент я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось, словно воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух. Мне казалось, что Кай пытается показать себя с лучшей стороны. Но то, что исходило из его сердца, было совершенно противоположным его обычным действиям. Интересно, делает ли он это по просьбе матери или по собственному желанию? Этот вопрос исчез так же быстро, как и страшные мысли о том, что всё происходящее – это просто глупый розыгрыш.