Темный мраморный пол, с бледными белыми мазками, блестит так, что в нём можно увидеть своё отражение. Ровно четыре колонны, которые я насчитала, как только моя нога переступила порог, подпирают резной выбеленный потолок. Стены обшиты дубовыми панелями, всё так же имея резные детали. По центру стоит большой обеденный стол, накрытый белой скатертью. Девять стульев, три больших подсвечника, меж которых стоят большие блюда с едой. Справа ещё одна большая дверь, возле которой располагается огромный камин, что сейчас едва ли пылает слабым огнем. Два больших окна, которые обрамлены причудливым витражом, большие бархатные шторы и бледная тюль.

– Прошу, – говорит Мария, подзывая меня к столу.

За ним никого. Я с восхищением рассматриваю обстановку и задрав голову повыше, замечаю огромную, нет, большущую хрустальную люстру, что сияет не менее, как сорока ярких лампочек. Стараясь подавить в себе лютое любопытство, я проглатываю разьедающий интерес и следующий указаниям Марии.

– Во главе стола всегда сидит Госпожа Розалина, – говорит мне экономка, будто бы проводит экскурсию, а не позвала на ужин. – Справа от неё сидит господин Кай.

Экономка подходит к стулу, что располагается слева от стула Розалины и отодвинув его добавляет:

– Поэтому вы, госпожа Тина, должны сидеть по левую руку от госпожи Розалины.

– Почему? – вопрос срывается с моих уст с такой скоростью, что я не успеваю сообразить.

– Так заведено в семье Салливан. Женщины всегда сидели по левую руку от хозяйки или хозяина дома, а мужчины по правую руку, – Мария указала мне на стул, дав понять, что нужно сесть, – Считалось, что правильная посадка каждого из члены семьи равна его место под солнцем.

Странно ли мне было слушать такие речи? Безусловно. Но пытливость подталкивала мой разум на новые вопрос, которые хотелось поскорее задать. Заставлять ждать Марию я не хотела, поэтому подойдя к стулу, поправила юбку, пока садилась на стул.

Блюда на столе были роскошными: запечённая утка с яблоками, различные мясные закуски, рулетики, два вида овощных салатов и много фруктов. Тарелки были из серебра с почернением в самих сгибах. Передо мной стояла одна плоская тарелка, на которой была ещё одна: более глубокая. Ложка и вилка лежала справа на ажурной белой салфетки, а слева был нож. Бокалы были также выполнены под старину, всё в едином стиле напоминающий «Готику».

– А где… – не успеваю задать вопрос, как в столовую врывается Кай.

На нём обычная черная рубашка, растянутая на несколько пуговиц, на шее по-прежнему висит кулон в форме ромбовидного камня. Рукава рубашки закатаны до локтя. Ровная походка, широкие плечи… Прямая осанка. Рубашка заправлена в тесные джинсы, на поясе которых изящный ремень. Кай размашистым шагом доходит до своего места и садиться на стул.

– А где Лина? – спрашивает он у экономки, словно меня тут не существует.

– Господа Розалина скоро будет, – по-доброму отзывается Мария и отходит ближе к двери.

Кай берет кувшин со стола и вливает алую жидкость в бокал. Мне кажется, что это вино. Виноградно-кислый аромат ударяется в нос. Следом, засранец переводит на меня взгляд и говорит:

– А, и ты здесь.

Ну а как же, я же такая незаметная, чтобы меня было невозможно увидеть. Ничего не отвечаю Каю, просто складываются руки на груди.

Кай демонстративно берет бокал, буравит меня глазами и делаю глоток. Его взгляд обжигает. Дурманит. Заставляет волноваться. Не знаю, почему, но это мне не нравится. Кай облизывает губы, и задаёт мне вопрос:

– Ты слишком молчалива, мне это не нравится.

– А ты слишком говорливый, – сощурив глаза, цежу ему в ответ.