В зале было тихо и холодно. Двигаться приходилось быстро и без остановки, разгоняя прохладу. Внимание сосредоточилось исключительно на том, что делают мои руки, ноги, тело. Движение за движением мысли исчезали, и даже дышать становилось легче. Само собой, когда я закончил тренировку, мысли вернулись обратно в голову. Однако стали намного яснее и обрели порядок. Я получил не нагромождение мыслей, картин и вариантов, а новый четкий узор сложившихся событий.

На обратном пути в кабинет я встретил ещё нескольких алатисов, которые интересовались, когда будет известно, кого я выбрал. Один из братьев попросил не выбирать его жену: у них было семеро детей, и он очень боялся, что если и он, и его жена отправятся со мной, то их дети останутся сиротами. Калеб, как звали этого брата, был уверен, что его жена будет рваться в бой, и он сам готов положить свою жизнь на достижение победы. Но Калеб никак не мог позволить себе оставить своих детей без обоих родителей.

Примерно те же самые вопросы преследовали меня, когда я шел на ужин. Решение у меня уже было готово, но я лишь больше убедился в нем. После молитвы, прежде, чем принесли блюда с едой, когда все уже присели, я остался стоять возле стола и обратился к своим братьям и сестрам.

– Многим интересно, кого же я выбрал для реализации своего плана. И хоть я благодарен всем за готовность помочь, я не могу позволить участвовать многим из тех, кто вызвался. – громко произнес я.

По залу прошелестел гул огорченных голосов.

– Дело не в недоверии или недостатке квалификации. Просто я не могу позволить детям остаться сиротами, позволить кануть нашим традициям в Лету, переступить порог новой жизни, ничего не вынося из старой. Поэтому женщины-воины и старики, послушники, не вступившие в статус воина, не пойдут на это дело. По этой же причине и потому, что ты моя правая рука, я не позволяю и тебе, Авем, участвовать с нами. Знаю, ты будешь злиться, но на этом деле я пойду ва-банк, и могу не вернуться в братство. Тогда мне нужна будет замена.

Я обернулся к ней и поймал на себе прожигающий взгляд.

– Я не страшусь возложить этот долг на твои плечи. Ты, как никто другой, поддержишь оставшихся братьев и сестер, пока мы будем вершить историю. Авем, ты продолжишь начатое мной дело и прекрасно позаботишься о братстве. Я верю в тебя. Верю, что ты понимаешь мои мотивы и мои цели, верю, что ты вдохновишь наше братство строить новую жизнь, если вражеская пуля вновь пронзит мое сердце.

– Спасибо. – одними губами произнесла она.

– Каждый должен помнить, ради чего мы это делаем: ради будущего, ради наших детей, ради жизни вне страха. – я обвел зал пристальным взглядом, повернулся к тем, кто сидел справа и слева от меня.

Наши с Иеронимом взгляды встретились. По моему взгляду он понял, что я задумал. Иероним глубоко вдохнул, собираясь что-то произнести, препятствующее моему решению, но я опередил его.

– Но, если в этот день ты, Авем, потеряешь и своего мужа, ничто не сможет возместить тебе эту утрату. И тогда мое решение окажется ошибочным, ибо оно будет незавершенным.

– Не вздумай, Аллан! – прошипел Иероним, подходя ко мне – Я не позволю тебе самому сумасбродствовать в обители Максвелла.

– Мое решение неоспоримо. – ответил я – Это мера предостережения.

– От чего?

– От гибели моей семьи и всего братства. – твердо ответил я.

– Ты не сможешь меня удержать. – ответил он – Я всё равно отправлюсь с вами с твоего позволения, или без него. Если необходимо – я использую право старшинства, и тогда решать буду я, кто отправится на это задание, а кто – нет.