Располагаясь между цензурируемым и свободным существованием СМИ, гласность – такое же противоречивое явление в журналистике, как и «четвертая власть». Но все-таки более распространенное и менее определенное.

Включив гласность в разряд основных для массмедиа мировоззренческих конструкций, А. Алтунян номинально нашел ей место как будто бы посередине – в окружении двух других: единства (прессы с народом, а его с государством, правящей партией) и плюрализма (выражение в СМИ самых разнообразных позиций). Концентрируя и коротко пока развивая сказанное исследователем, можно предложить такие характеристики. В одном случае жестко руководимая журналистика впаяна во властную вертикаль, и сама тоже внутренне иерархична («Социалистическая индустрия», «Советский спорт», а тем паче любая «районка» не имели права отклоняться от «правдинской» линии). Легко вычисляется и альтернативная, плюралистическая, парадигма: она реализуется в условиях наличной свободы слова – в демократической горизонтали, при равноуровневости, равноправии и рыночной конкуренции независимых средств массовой информации.

Но именно со стратегией гласности у Алтуняна происходит сбой, и неудивительно, что для нее не предполагается собственной структуры: «гласность» почти так же вертикальна, как и «единство». При этом первоочередным аргументом становится булгаринская записка Николаю I от 1826 года, в которой издатель проправительственных газет и журналов советовал в качестве тактического приема допускать определенную толику критики в адрес властей, чтобы вызвать у читателей доверие и с помощью оного успешнее затем «управлять общим мнением». Однако это лишь один из возникавших в истории вариантов гласности – ограниченный, наиболее авторитарный. Есть и иные, в том числе структурно оформленные в виде равнобедренного треугольника.

Постигать гласность уместнее все-таки в ряду более сопредельных с нею, нежели «единство» и «плюрализм», категорий, к каким можно отнести «цензурные ограничения» и «свободу слова». Цензура – это форма тотального надзора, а еще чаще самоконтроля: установленную систему правил большинство авторов дисциплинированно принимает не просто как докучные указания, а как угрожающую данность. А. И. Герцен на многие годы вперед иронизировал: «Не вдруг решаешься передать свои мысли печати, когда в конце каждой страницы мерещится жандарм, тройка, кибитка и в перспективе Тобольск или Иркутск». По выражению одного современного писателя, в подобных обстоятельствах «единственным источником информации является приказ сверху». Цензура представляет собой разрешение на обнародование любого текста (в том числе радийного, телевизионного, а в отдельных странах и сетевого) в целом или в частностях. Поэтому в условиях действия предварительной цензуры абсолютно невозможен, например, прямой эфир.

Понятие «свобода слова», напротив, исключает какие бы то ни было запреты на получение, производство и распространение информации, хотя, как справедливо оговаривался генеральный секретарь Совета Европы Т. Ягланд, это все же «не абсолютное право: оно существует в комплексе с другими правами». В общефилософском смысле свобода предполагает способность субъекта влиять на условия собственного существования, возможность принимать решения самостоятельно, отсутствие принуждения в выборе направленности и способов действия. Свобода – одна из основных человеческих ценностей и человеческих прав, и при этом показательно, что в качестве «критерия всех видов свободы» документы ООН называют «свободу информации». А поскольку «право граждан на свободу слова реализуется прежде всего через СМИ» (О. Лацис), независимость для журналиста сопрягается с добровольными самоограничениями, с социальной ответственностью за полноту, объективность и этичность высказываний. «Свобода слова» – естественное выражение демократии, о чем еще в середине XIX века, обобщая американский опыт, писал французский мыслитель Алексис де Токвиль: «В стране, где открыто признается суверенитет народа, цензура не только опасна, она абсурдна».