- Какашка, - послышался робкий голосок, и в уголке появилась малюсенькая надпись. Словно проползла муха, съевшая что-то не то…

- Моя гадость, надпись должна быть такой, чтобы тот, кто прочитал ее – покраснел! И потерял дар речи! - вздохнула я, прищуриваясь к каракулям. – А тут покраснеют разве что те, у кого хорошее зрение!

Нет, это никуда не пойдет! Разве это – комната демона?

- Ну, вперед! Вот тебе несмываемые маркеры, - вручила я упаковку в ручки сыну, а сама занялась наведением беспорядка. Я проковыряла в диване дырку, достала из сумки пачку «Мусор для разбрасывания. Без запаха! Рекомендован демонам от одного года до трех тысячелетий. Одобрен НИИкому не нужно».

- Эх, надо было с запахом брать! – пожалела я, рассыпая по полу бумажки и прочую дребедень. Я на всякий случай понюхала мусор. Нет, не пахнет!

Пока я ногой забивала его под диван, мой взгляд с надеждой смотрел на мое чадо. Сын с удовольствием что-то рисовал на стене, высунув язык от усердия.

Все равно мало! По соседству слышался грохот, крики и вопли.

- Сынок, ну не так же! Тебе же еще здесь жить! - слышались перепуганные крики. Бдзем! Бабах! Бумс! Тумс!

Ничего себе! У нас с потолка сыпалась штукатурка, а я нахмурилась. Прибираются, значит!

- Одну минутку, - выдала я, разминая пальцы и хвост. – Эх, тряхнем стариной!

Я разгрызла упаковку «Волшебный кирпич», который возвращается и запустила его в стекло! Но мне это показалось мало. Я оборвала шторы, стала пинать диван.

- Сыночек, прекрати! – нарочито громко кричала я, собственноручно ударяя кресло об стену. – Сыночек, я прошу тебя! Пощади хотя бы кресло! Должен же куда-то упасть господин ректор, когда придет проверить, как ты устроился?

Мне казалось, что это – катастрофически мало! Я стала метаться по комнате, создавая грохот и шум. А потом почувствовала, что у меня давление.

Я прилегла на диван, понимая, что это раньше я могла творить гадости всю ночь, закусывать ящик отравы барбариской, зажигать до утра адское пламя и высекать искры каблуками.

А сейчас… Ой-ой-ой!

Перед тем, как делать такие пакости, нужно запастись тонометром, ящиком таблеток и скорой помощью в оформлении завещания!

- Ма-а-ам! А что ты делаешь? – послышался голосок, пока я сидела и вырезала маникюрными ножницами на шторах след от когтей. А потом выжигала в них уродливые дыры.

- Делаю тебя хулиганом, - всхлипнула я, дуя на штору, когда дыра оказалась вполне приличной. Ай! Мои пальчики! Ай! Горячо! Фу-фу-фу!

- А я уже все нарисовал! – послышался гордый голосок. Я направилась в сторону художеств и застыла, уныло шмыгая носом.

На стене был нарисован домик, деревья, пушистые котики и жуткая – жуть, почему-то выглядывающая из-за диванов.

- Это ты, мам! – гордо показали мне на стену. Я очень надеялась найти себя среди котиков.

- Вот! – гордо показали мне Жуть Задиванную. Или у ребенка нет таланта к рисованию, который есть почти у всех демонов, либо я действительно так плохо выгляжу.

- Милая моя пакость, - вздохнула я, прохрустевшись спиной. Старость постучалась, но не вошла. – А где неприличные слова?

- Вот! – ткнули мне во что-то малюсенькое. Такое чувство, словно раненая и перепуганная муха ползла по стене, а потом отвалилась.

- Очень плохое слово! – признался сын, пряча фломастер за спиной и краснея. – Я старался.

Мне пришлось подойти очень близко, но даже так его нельзя было прочитать. Я наклонилась к стене и оттянула веко глаза, в надежде, что так будет видно лучше.

- Какашка? – спросила я, скорее, угадывая смысл, чем читая.

- Да! А как ты догадалась? – спросила сын, покачиваясь на носках. Он все еще выглядел смущенно. Словно тут не слово «какашка», а трехэтажный мат, на котором держится стенка.