– Почему ты мне не постучала по спине? – отстраняясь, с обидой спросила Надя.

Мамины глаза удивленно округлились.

– Ну, приехали, будущий медик! Неужели мне нужно тебе рассказывать о том, что этого делать никак нельзя? Молодец, что не поддалась панике и быстро сообразила.

Она протянула Наде футболку и трусы.

– Я могла умереть.

Мама закусила губу. Она убрала пакет с батоном обратно в хлебницу и смахнула крошки в руку. Надя наблюдала за тем, как она зажигает газ и ставит чайник на плиту. Мама подошла к холодильнику и застыла перед открытой дверцей.

– Думай, что говоришь, – она достала масленку, колбасу и сыр. Мама стала готовить бутерброды, повернувшись к Наде спиной. – Ты и дедушка – это самое дорогое, что у меня осталось.

Она подняла лицо вверх, быстро моргнула и шумно выдохнула.

Тошнота и горечь вернулись уже не от таблетки. Воронёнок перед ней был просто тощим и уставшим, вся сила должна быть у неё самой.

– Я знаю, мам, – Надя разговаривала с маминой спиной и сталась звучать как можно нежнее и мягче. Надя была готова встать на колени, лишь бы она повернулась к ней и спросила: «Тебе с колбасой или с сыром».

Мама, не оборачиваясь, сказала:

– Сегодня поедем к дедушке. Опять.

На протяжении года их встречала закрытая дверь, обитая синтепоном и кожей и номер восемьдесят девять с облезшим золотым напылением. Дед молчал, лишь по шаркающим шагам можно было понять, что внутри есть человек. В первый раз мама колотила в дверь и умоляла впустить. Её отец был непреклонен – он сидел в своей норе и не пускал никого.

– Я сейчас вызову полицию, они выломают дверь, – угрожала мама, дергая за ручку. Надя стояла рядом, свесив голову. Она пару раз нажала на звонок, но трели не было слышно. – Папа, папа, открой.

На лестничной клетке начали собираться соседи.

– Пошли вон, – зашипела мама, размазывая по лицу потекшую тушь, и продолжила стучать.

– Вы не знаете… Василий Леонидович… он вам открывает? – Надя пыталась продраться сквозь крики мамы. Та посмотрела на неё с ненавистью и продолжила стучать.

Замок щёлкнул и дверь на немного приоткрылась.

– Папочка, – мама сунула руку в эту щель, стараясь нащупать и щеколду. Цепь, соединяющая дверь и косяк, была грязной, маслянистой и пачкала мамин тонкий кардиган.

– Марина, уйди.

– Василь Леонидыч, вы что творите, нас всех на уши подняли, – загалдели соседи.

– Уходите все, оставьте меня в покое, – голос звучал из глубины квартиры, самого деда было не видно.

– Папуля, открой, – мама заглядывала в щель. – Это я и Надюша. Посидим вместе, попьём чайку, как всегда, – она вцепилась в Надю и притянула её к щели. – Надя, скажи: «Привет, деда».

– З-здравствуй. Те, – запуталась в двух словах та.

Мама больно оттолкнула её.

– Пап, давай поговорим, – мама старалась звучать уверенно и твёрдо.

– Можешь оставить продукты под дверью и уходи.

Дверь закрылась.

– Так. Так, так, так, – мама говорила со всеми и ни с кем. Она утерла слезы, достала из сумки расчёску и зачесала тонкие, тёмные волосы в гладкий, высокий хвост. Размазавшаяся тушь делала её похожей на злодейку Лебединого озера.

Соседи смотрели на неё зачаровано.

– Антонина, – она обратилась к женщине средних лет из соседней квартиры. – Если вы услышите что-то подозрительно или наоборот звуки пропадут, прошу вас звонить в скорую и полицию. И мне, пожалуйста. У вас есть мой номер?

Мама менялась с сумасшедшей скоростью. Она быстро договорилась с соседкой об оплате. Антонина отнекивалась, но мама достала из кошелька красную бумажку и вложила её в карман халата.

– Извините за беспокойство, расходитесь пожалуйста. – её глаза сверкнули, и соседи, очнувшись, начали разбредаться. – Надя, мы с тобой в магазин.