– Как так, Надя? Время – 10.30? Что случилось? – она заговорщически подняла полинявшую редкую бровь и чуть наклонилась ко мне через прилавок, как будто собиралась узнать очередную тайну для великого Пуаро. У этой милой старушки проявлялась особая тяга к познаниям любого рода. – И скорая с утра стояла? Возле вас вроде?

– Не знаю, почему не везут! Я же одна пока, баб Маш! Заведующая будет позже, – я театрально развела руками. Самый понятный и популяризированный жест в России, который снимает с тебя всякую ответственность за происходящее. – А скорая за дядей Колей приезжала. Упал он тут у меня.

– Это Валькин что ли? – Баба Маша собиралась выйти, но резко притормозила.

– Да! Он! Скучает по супруге. Тяжело ему одному. Как-никак сорок три года вместе прожили ведь. Целая жизнь.

– А тебе? – лоб бабы Маши стал выше и разгладился даже.

– Что? Мне? – я растерялась.

– Легко? Тебе? – баба Маша смотрела на меня в упор. – Мне? Легко? Муж двадцать три года назад в шахте погиб! Засыпало. Сын в аварии ноги потерял. Обе! Не смог оклематься – покончил собой! Легко, Надя? – Ни один мускул не дрогнул на ее лице. – У каждого свое испытание.  Дорога-то жизни совсем асфальтом не закатанная. Ни для кого. У тебя – своя кочка. У меня – своя ямка. А у кого-то и горы сплошные. Жить надо, Надя! Жить! Несмотря ни на что! А за молоком приду! В двенадцать! Ты уж отложи, пожалуйста! Будь любезна!

Баба Маша развернулась и решительно вышла из магазина.

***

Мой рабочий день продолжался. Заведующая позвонила, предупредив, что задержится на еженедельном собрании в головном офисе, и перспектива утреннего одиночества порадовала меня. Елена Николаевна любила поговорить. Обо всем. А разговаривать сегодня не хотелось.

Все утро я на автомате здоровалась с покупателями, сдавала сдачу, закрывала дыры в витринах, протирала полки, принимала товар, расписывалась в накладных, считала глазированные сырки, клеила ценники на колбасу – все бесполезно. Тяжелые мысли, как ершик, скользящий по стеклянной банке, крутились в голове и не давали покоя.

– Привет! – Андрей позвонил около одиннадцати.

– Привет!

– Чет я не слышал, как ты ушла сегодня? Че? Звонила? – Голос у него был сонный. Видимо, он только что проснулся.

– Куда позвонила? На завод?

– Ну да! А куда еще-то? – он раздражался.

– Звонила. Не надо пока дозировщиков.

– Ммм. Ясно. Ладно, давай! До вечера! Расскажешь потом!

– Давай!

Андрей – мой кареглазый друг – недавно устроился работать слесарем на газоочистку металлургического завода – мать посодействовала. Долго ходила к начальнику газоочистки за этой вакансией. Сама она двадцать лет работала в шихтовом отделении производственного цеха и даже не рассматривала для сына других вариантов: «На завод, конечно! Андрюша! Стабильность, в первую очередь, социальные гарантии, приличный заработок, льготная сетка. В нашем городе – это оптимальный вариант трудоустройства».

– У тебя даже образования соответствующего нет! Ты же ничего не умеешь?! Ты не слесарь, ты – монтажник! Найди себе работу по специальности! – я приводила последний довод.

– А там и не обязательно металлургическое образование, любое образование – впрок. Лишь бы было. В процессе всему научится, если вникать будет. Главное – старание и усердие, ответственность и исполнительность, – Тамара Валентиновна умела быть убедительной, настойчивой и решительной, когда речь шла об Андрюше.

С новой работы Андрей возвращался довольный – до краев наполненный новыми эмоциями. Совершенно другая сфера деятельности – до этого он работал грузчиком в магазине, а теперь стал слесарем 2-го разряда с присвоенным ему четырехзначным табельным номером. Масштабное предприятие со множеством различных по назначению цехов, бригадный коллектив, талоны на питание, молоко за вредность, льготная сетка, фиксированный тариф, дальнейшая доплата за выслугу лет – каждый вечер Андрей с упоением делился со мной впечатлениями.