– Это я понимаю, – сказал я, – с рыбой что делать?

– На ужин… – опять развеселился Енох, но под моим тяжелым взглядом сник.

– Выбрось её обратно, на то же место… – посоветовал Моня.

– Вот кто тебя, такого дурака, спрашивает? – возмутился Енох, – эту рыбу никак нельзя обратно. На ней же всё завязано. Ты не понимаешь разве, что она стоит на пересечении прямой линии, ведущей от самой нижней Сефиры Малкут к наивысшей Сефире Кетер! И если её там опять закрепить, то Седьмой Ключ…

– Ничего себе! – сказал Моня, а Енох раздражённо сплюнул и замолчал. Добиться от него больше ничего не вышло.

Пока мы так спорили, Мими подошла ближе. В одной руке она держала свою тряпичную куклу, в другой, прихваченное откуда-то со двора – кайло (кирку).

Ни на кого не обращая внимания, Мими деловито вошла в круг и окунула кайло в чашу с кровью.

– Ты гля, что делает? – охнул Моня.

– Интересно, а зачем? – сказал я, ни к кому не обращаясь.

– Она явно что-то задумала, – изрёк великую мудрость Енох.

Но этого Мими показалось мало, она ловко, двумя пальцами вытащила дохлую рыбу из чаши, и принялась внимательно её рассматривать, хищно раздувая ноздри.

– Сейчас съест? – предположил Енох.

– Бугэээ, – ответил Моня.

Мими есть дохлую рыбу не стала. Ухватила её за хвост и ушла из круга.

– Куда она её потащила? – слабым голосом спросил Моняю

– Может, хоронить? – предположил Енох.

– Зачем её хоронить эту рыбу? – хмыкнул я.

– Ну не знаю… – задумчиво сказал Енох, – может, это какая-то знакомая её рыба?

На это я не нашелся, что сказать.

– Быстрее собирай камни, – велел мне Енох, и дальше размышлять о дальнейшей судьбе дохлой рыбы я не стал.

Пятихатка находилась на расстоянии примерно два километра от Хохотуя и жила себе тихой-мирной жизнью, как обычное село. Когда я ступил на грунтовку короткой улочки, честно говоря, сперва аж растерялся – настолько вся эта сонная тишина контрастировала с тем, что произошло рядом.

– Хозяюшка, – обратился я к дородной женщине с такими большими… эммм… ну в общем, на её перси можно было легко поставить несколько бокалов пива.

– Чегой? – улыбнулась она мне сонной улыбкой.

– А мужики у вас тут есть?

– А чего ж не быть? – пожала плечами женщина и спросила, – а ты, мил человек, чьих будешь?

– Мне нужна телега с лошадью, – проигнорировал её вопрос я, – нужно перевезти кое-что. Я заплачу.

– Ну это тебе к нашему деду надо, – она махнула рукой на крайнюю избу, покрытую новой дранкой, – Дед Христофор. Он у нас самый главный тут.

– Ага, спасибо, – кивнул я.

– Так, а что ты хотел? – прицепилась она, но я уже, получив нужную информацию, не стал с ней точить лясы, а направился прямо к указанному двору.

Во дворе было тихо. Если не считать нескольких куриц, которые деловито копошились в куче свежей стружки возле поленницы дров.

– Эй! Хозяева! – крикнул я.

Пару минут было тихо, но потом скрипнула дверь и на крыльцо выглянул взъерошенный и заросший щетиной, дед.

– Чегой шумишь? – неприветливо спросил он, почёсываясь.

– Мне сказали, у вас нанять телегу можно с лошадью, – начал я.

– Зачем?

– Нужно перевезти кое-что из Хохотуя в Хлябов. Плачу живыми деньгами, – торопливо сказал я, боясь, как бы дед не передумал.

– Матерь божья! – тоненько охнул дед Христофор, когда мы подъехали к кругу.

– И не говорите, – вздохнул я, – У вас есть какие-то предположения, кто это мог сделать?

Но судя по ошарашенному стеклянному взгляду деда, предположений у него не было. И мыслей тоже. Я уже начал было опасаться, как бы его кондрашка не хватила, когда он отмер и, мелко крестясь, принялся перетаскивать трупы и сгружать их на подводу.