– Там всё село исчезло, – махнул я рукой на дома Хохотуя, – все люди и вся скотина испарились. Не знаете, что это может быть?

– Не знаю, – сокрушенно покачал головой дед Христофор, а потом удручённо спросил, – а остальное добро, говоришь, пооставалось?

– Угу, – кивнул я. – Даже еда горячая в печах стоит.

– Надо своим сказать, пусть наведаются, – задумчиво пробормотал дед, – нечего добру пропадать.

С этими словами он заторопился:

– Садись давай, до Хлябова дорога не быстрая.

– Как не быстрая? Я сюда за час дошел, – не поверил я.

– Так ты напрямик шел! А мы по дороге поедем, – загорячился дед. Ему было явно некогда, после поездки предстояла благородная процедура мародёрства и тратить лишние минуты ему было жаль, – нужно было успеть до односельчан, иначе ничего не останется.

Мими подошла к лошади и погладила её по гриве. Лошадь захрипела и шарахнулась.

– Трпррру, зараза! – дёрнул за вожжи дед Христофор, – сдурела, что ли?! Я те задам! А ну не балуй!

Мими он не видел.

Я примостился рядом с дедом на облучке, Мими влезла в телегу и села на один из трупов, старательно баюкая куклу. Кирку она положила рядом возле себя.

– А у вас ведьмы есть? – начал я разговор, пытаясь прояснить картину.

– Да какие там ведьмы! – фыркнул дед, – ведьмы – это бабские сказки. Ты бы ещё о Кощее Бессмертном спросил. А ещё комсомолец!

– А куда тогда люди из села делись?

– Да кто ж их знает, – пожал плечами дед Христофор, – раз нету нигде, ушли значит.

– И что, скотину всю забрали, детей малых, и даже кошек! – сердито выпалил я, – зато ни еду, ни вещи не взяли. Я в одной избе деньги за иконой видел. Их тоже не взяли.

– В какой избе говоришь? – заинтересовался дед.

Я не ответил. Дальше ехали молча.

Я размышлял о непонятных вещах, которые творятся в глубинке. То секты какие-то, то спиритизм, то колдуны, то монастыри, притворяющиеся коммунами, а теперь ещё и ритуальные жертвоприношения в кучу. Вот и где оно всё взялось? И, главное, куда потом всё делось?

Вопрос был риторический. Конечно же вслух я его задавать никому не стал.

На большой сцене-помосте, поставленной в центре Хлябова шла генеральная репетиция: здесь выстроились почти все агитбригадовцы, за исключением разве что Клары Колодной: Нюра Рыжова, Люся Пересветова, Виктор Зубатов, Гриша Караулов, Жорж Бобрович, Семён Бывалов и Макар Гудков. Немного сбоку стоял Зёзик Голикман и старательно выбивал на барабане бравурную музыку. Все они были одеты в одинаковые спортивные трико в голубую полоску и с алыми лампасами по бокам. А у Нюры и Люси в волосах были алые маки из гофрированной бумаги.

Они сейчас выполняли очень сложную фигуру под названием «малые ворота из семи человек». Жорж, Макар и Семён выстроились в колонну. К ним подошли Виктор и Гришка. Виктор положил левую кисть на правое плечо Жоржа, придерживаясь правой рукой за его предплечье; Гришка же сделал всё то же самое с левым плечом Макара, придерживаясь левой рукой; Виктор поднял левую ногу, Гришка – правую. Парни подошли к Нюре и Люсе сзади, схватили их за поднятые ноги и по сигналу Семёна подняли их вверх на прямые руки до горизонтального положения. Поднимаясь вверх, двое висящих, Виктор и Гришка, повернулись боком, выпрямили руки и сделали упор – первый на левой руке, второй – на правой, упираясь головой в ноги Жоржа, стоящего на плечах у Семёна, а Нюра и Люся, стоя на самом верху, высоко подняли сигнальные флаги.

– Але-оп! – громко и синхронно крикнули все агитбригадовцы, зрители ахнули, затаив дыхание, а Зёзик исполнил тревожный барабанный паттерн.

– Браво! Браво! – раздались радостные крики. Вокруг тренировки собралась большая толпа зевак. Здесь были как уличные мальчишки, так и вполне степенные горожане. Все они смотрели на репетицию представления, открыв рот, мальчишки подбадривали особо сложные кульбиты приветственными возгласами.