– Можешь верить без сомнений, – твёрдо ответил Чалый и протянул открытую ладонь для рукопожатия.

Пашка крепко стиснул руку седого солдата и, немного помолчав, начал говорить:

– Ты понимаешь, какая штука приключилась со мной, Чалый… – Пашка снял кепку с головы и вытер её внутренней стороной пот с лица. – Придумал я себе девушку… Ты не перебивай только, и я тебе всё расскажу по порядку. Тут надо всё с самого начала…

День уже давно перевалил на вторую половину. Солнце заметно сдвинулось к западу. Сапёры продолжали ковыряться возле неразорвавшегося реактивного снаряда. Пленных и конвой вконец разморило в душной тени бесхозного сада. Комендачи роты Рагнара периодически сменяли друг друга в оцеплении на углах улицы, хотя за всё время ожидания по ней не прошёлся ни один человек. Похоже, что в домах по всему переулку днём просто никого не было или вообще никто не жил.

– Да-а-а, брат, – протяжно сказал Чалый, когда Пашка закончил свой рассказ на том месте, где он случайно встретил Агапею утром. – Это, я тебе скажу, непростая история. Ты хоть сам-то понимаешь, что это такое? Это, братишка, любовь… И очень она с тобой не вовремя случилась, да и не в самую нужную сторону.

– Похоже, что именно так оно и есть. А что делать? Как быть? Ума не приложу никак…

– А тут ты по уму ничегошеньки и не решишь. У тебя сейчас гормоны мозги погоняют. Ни те ни другие сейчас тебе правильного решения не дадут. А решать только самому. Сначала тебе, а если уж не выйдет она из твоего сердца, тогда вместе с ней. Так что рано или поздно надо будет обязательно идти и говорить с объектом твоей страсти. Иначе понапрасну изведёшься и наделаешь дурных глупостей. Ты на службе в период войны, а солдат должен быть не только телом здоров, но и головой, и душой в полном порядке.

– А если душа болит?

Чалый с сочувствием глянул на Павла, прикурил, сделал три-четыре затяжки и ответил:

– Мысли здесь нужны трезвые, а для этого душу свою успокой. Теребить её долго нельзя. Значит, иди завтра же к ней и выложи всё. Как есть выложи. Но смотри ей в глаза обязательно. И за руку держи непременно. И только без лукавства в глазах говори. Если ты её действительно любишь, она это увидит. А уж коли не увидит, то тут одно из двух: или ты сам не до конца уверен в своих чувствах, или она пока тебя боится. Второе не страшно. Главное, чтобы она услышала твои слова, а память её сама отложит их на нужную полочку. Отложит и воспроизведёт позже, в самый нужный момент для вас обоих.

– Трудно будет убедить с ходу. Она ведь, наверное, нас личными врагами считает. Ты и сам только что говорил о мести…

– Так а ты чего хотел? Но ты уже готов и добивайся её расположения до тех пор, пока или точно не поймёшь, что это бесполезно, или она уступит. Когда, говоришь, муженька её «задвухсотили»?

– Так уже восемь дней как прошло. А чего?

Чалый вдруг откинулся назад, хлопнул себя по колену и вскрикнул:

– Дурья твоя голова! Отменяется завтра поход к зазнобе твоей.

– Ты же сам говорил, что… А как же?

– Завтра она и её свекровь будут девять дней справлять… Включайся, брат. Уразумел, что тебе точно не очень будут рады? На этом всё и закончится у тебя, Пашка. Перенеси увольнительный на пару дней.

– Вот я дурень-то! Точно бы завтра всё опошлил. Спасибо тебе, Чалый, что вразумил… Но я всё равно пойду туда и просто постою, со стороны на окна её посмотрю. Сил нет, брат, так хочу видеть её. А через неделю уже с цветами… Как думаешь?

– Это уж сам решай, коли душу рвёт. Но опять же помни и будь готов, что тебя встретит вдова, и вполне возможно, что она его любит до сих пор. Особенно это чувство углубляется после смерти близкого человека, даже если при жизни они жили как кот Васька и сучка Жучка. Женщинам свойственно самобичевание, будто именно она не уберегла мужа и будто именно ей теперь нести крест до конца жизни ради будущего прощения на небесах. Будь готов к этому, но и ждать конца положенного траура длинною в год или наступления сорока дней – не стоит, и ты сам должен в этом её убедить. Это ведь люди придумали себе глупые ритуалы, а потом удивляются, почему жизнь так несправедлива к ним. Живым надо жить. Жить и дышать полной грудью. И любить по полной, будто в последний раз. Что я тебе-то это растолковываю? Ты же войну прошёл! Сегодня не знаешь, где тебя завтра похоронят или не похоронят, а так просто, разорвёт на мелкие атомы – и нету Пашки Костина или Чалого с Серёгой Алищановым, – закончил седой солдат, когда рядом приземлился Танкист и взял без церемоний из пачки Чалого, лежащей на траве, парочку папирос.