Когда капитан объявил, что судно вошло в гавань, весь экипаж бросился наверх, и вскоре палуба кишела матросами. Уныние последней недели сменилось улыбками и смехом. Отец Валиньяно, стоявший рядом, еле слышно хмыкнул. Я проследил за направлением его взгляда. В одной из лодок, отходивших от причала, стоял мужчина, одетый в знакомое черное облачение. От взгляда Валиньяно мало что могло ускользнуть.

– Бросьте якорь здесь, капитан, – тихо приказал он. – И приготовьтесь принять на борт гостя.

Капитан выкрикнул распоряжения. Среди матросов прокатился тихий ропот, но все тут же бросились выполнять команду.

Валиньяно смотрел на приближающуюся лодку так, словно только сила его взгляда и была способна привлечь ее к кораблю. Священнику, которого она привезла, помогли подняться на борт. Он сложил ладони на груди и склонил голову.

– Брат Амброзиу.

– Отец Валиньяно, какое счастье, что вы благополучно прибыли! Для нас большая честь принимать столь высокого гостя из Рима.

– Такая большая, что вы предпочитаете встретить меня здесь, а не на берегу?

Плечи священника дрогнули, словно от удара, но он стоял молча, не поднимая головы. Валиньяно вздохнул. Он закрыл глаза и на секунду потер переносицу и, даже не пытаясь скрыть нетерпения, произнес:

– Что ж, хорошо. Капитан, нам понадобится ваша каюта.

В каюте капитана брат Амброзиу позволил себе на секунду задержать взгляд на мне. К этому я привык. Моя кожа была чернее, чем даже у большинства африканцев. Такая черная, что казалась блестящей. Волосы мои, когда-то сбритые, за время путешествия отросли и, сплетенные в узловатые косички, свисали почти до ворота. Я был на голову выше большинства европейцев, а упражнения сделали меня широкоплечим и мускулистым, что было заметно, даже несмотря на широкие шаровары и свободную ситцевую блузу, в которые я был одет. Дополнял этот внушительный облик висевший на бедре меч, клинок и ножны которого были выкрашены в черный цвет для защиты от брызг морской воды во время долгого океанского путешествия и чтобы избежать предательского блеска стали, если придется обнажить оружие в темноте.

Новый священник держался на ногах нетвердо, его ноги не были привычны даже к легкой качке на этом мелководье, но он неплохо скрывал неловкость. Его темные вьющиеся волосы прикрывали уши, но были аккуратно пострижены, а короткая борода еле скрывала подозрительного вида шрам с левой стороны челюсти.

Большинство священников, которых мне доводилось встречать, делились на две категории: розовокожие, мягкотелые, круглолицые книжники, подготовленные к своему труду долгими годами обучения, и жилистые, загорелые мужчины с острым взглядом, прошедшие через горнило жизни, прежде чем найти применение своему честолюбию в делах церковных. Этот человек был из последних. Как и Валиньяно. Поговаривали, что в юности Валиньяно заколол насмерть человека в поединке на улицах Венеции, и, хотя подтвердить истинность подобных слухов было невозможно, я не исключал, что они были правдивы. Одни люди рождены для веры, другие приходят к ней куда более кривыми путями.

Вместо того чтобы по обыкновению встать, сложив руки на животе и сунув ладони в рукава, этот священник стоял, опустив руки и чуть разведя их в стороны, чтобы ладони были ясно видны. Валиньяно не предложил гостю ни питья, ни еды, когда мы оказались в капитанской каюте, и священник оказался достаточно догадлив, чтобы понять намек.

– Ваш путь был долог, ваше преподобие. Не стану задерживать вас привычными любезностями. Я пришел просить вас продлить путешествие еще на один день.