Мне было десять лет, когда мы с подружками решили попробовать покурить. И лучшее место для первого опыта было, в куче мусора, ссыпанного каким-то горе-строителем между цепочкой гаражей и забором, ограждающим водонапорную станцию района.

За какой надобностью в это время наведались в это же место пятнадцатилетние подростки, никто не знал.

Мне как раз передали прикуренную сигарету и велели вдохнуть дым, что я и сделала. Лёгкие едва не разорвало. Глаза заслезились. Я закашлялась и отбросила дымящийся окурок. В это же время кто-то ухватил меня за воротник пальтишка (дело было осенью) поднял верх. Я услышала начавший ломаться мальчишеский голос:

- О! Смотри-ка, а это моя соседка из третьего подъезда!

Рука незнакомца встряхнула безвольно повисшую меня. Вторая, шлёпнула пониже поясницы. Голос велел:

- А ну марш домой! И не смей больше никогда курить! А то мальчики целовать не станут!

Друзья «учителя» довольно захохотали.

Я рванула наутек, не успев рассмотреть того, кто так меня унизил в глазах подруг. Услышала за спиной топот неудавшихся курильщиц.

На следующий день на первой перемене ко мне подошла одна из вчерашних «подружек по бычку».

- А ты что и правда соседка Вани Суркова?

- Кто такой это Ваня Сурков? – я не понимала, о ком спрашивает одноклассница.

- А тот, что вчера тебе по жопе надавал, - хихикнула подружка. – Он с моей старшей сестрой встречается. Только они поссорились, и она попросила, чтобы ты его позвала на улицу сегодня вечером.

- Не буду никого звать, - насупилась я. – Да и не знаю его вовсе. Даже не разглядела.

- Идем на урок, - потянула за руку одноклассница. – А на следующей переменке я тебе его покажу.

На большой перемене все ученики направляются в столовую. Каждый берет в руки тарелку с синим пюре и «хлебной» котлетой, стакан с благоухающим помойной тряпкой компотом и идет к столу своего класса.

- Смотри, смотри, вон он! – однокласснца, решившая определить меня на роль сводни, тыкала палцем куда-то в угол.

- Кто - он? – я пыталась проглотить клейкое пюре, - их там человек десять.

- Да вон тот! – продолжала тыкать подружка. – Блондин в свитере с оленями!

Юноша, словно почувствовав, что говорят о нем, обернулся. Удивлёно вскинул брови, заметив меня, улыбнулся и кивнул, как старой знакомой.

- Вот видишь! – обрадовалась одноклассница. – Он тебя узнал! Пойдешь вечером? Скажешь, что Ирка ждет на их месте?

- Никуда не пойду, - набычилась я. – И Ирке своей скажи, что пусть сама зовет, если ей нужно.

- Так и знала, что ты в него втюришься! – сделала вывод подружка.

Я не желала, чтобы кто-то решил, что я влюбилась в этого блондина в оленях. И единственным способом опровергнуть догадку, было согласие стать посредницей в перемирии.

С того дня моя жизнь превратилась в ад.

Я таскала записки от Ирки к Ване и обратно.

Я вызывала на улицу то одного, то другую.

И с каждым днем я все сильнее ненавидела Ирку, посмевшую посягнуть на моего Ванечку.

И все сильнее влюблялась в Ивана Суркова…

***

Ваня не поступил в институт после десятого класса. В школу он пошел в восемь, а потому уже осенью ему пришла повестка в военкомат.

К этом времени я успела подружиться с мамой Вани тётей Любой, которая беззлобно подтрунивала надо мной:

- Красавицей будешь, когда вырастешь. И где только глаза у моего Ваньки?

Узнав, что сына направляют в учебку на западе страны, тётя Люба голосила на весть двор:

- Ой, Божечки! Да за что ж нам это наказание?! После этой учебки всех ребят отправляют прямиком в Афганистан!

- Люба, не ори раньше времени, - успокаивали соседки. – Может, еще обойдется.

Правда, в то, что «обойдётся» не верил никто, включая самого Ивана. И, конечно, Ирку. Которая даже не пришла проводить солдатика на призывной пункт.