– Вас и вашего мужа, – уточнил он.

– Было бы удивительно, если б вам удалось пригласить меня на бал без мужа… храбрый француз.

Шале взял её под локоть и вывел в безлюдную комнату, приговаривая при этом:

– Наше исчезновение всё равно теперь не заметят.

Оказавшись с ним наедине, Ольга поняла, что её настойчивость пошла не тем путём, и сразу же предупредила:

– Мсье, не предпринимайте ничего такого, о чём можно будет сожалеть.

– Вполне своевременное замечание. А я уж было собрался уступить вам.

Она невольно улыбнулась.

– Моё сердце чуть не остановилось, – он приложил руку к груди, и, не дав Ольге сказать ни слова, предложил: – Хотите шампанского? Самый весенний напиток – игристый и радующий, уравнивающий фраки и мундиры.

– Сомневаюсь, что от выпитого мной шампанского ваш дорогой фрак выиграет.

На её иронию Шале не обиделся.

– В минуте вся жизнь, мадам! Иду за шампанским. Обещайте мне, что не сбежите.

– Обещаю, – и еле слышно добавила: – Всё равно некуда.

Шале скрылся за пунцовыми портьерами, а Ольга осмотрелась. Занятая своими мыслями, она не поняла, откуда вдруг в комнате появился мужчина, молча двигавшийся прямо на неё. Это был не Шале, а кто-то пониже ростом, и вряд ли один из гостей, так как на нём была верхняя одежда, никак не подходившая для выезда в свет. Лицо его пряталось в глубокой тени капюшона. Ольга, наверное, закричала бы от подкатившего страха, если бы вошедший не догадался скинуть капюшон.

– Бог мой, это вы, – только и произнесла она, вглядываясь в лицо Ильина.

– Я, – подтвердил он, и, сделав к ней последний шаг, обнял её, как ветерок берёзку, почти не прикасаясь, нежно, трепетно.

Ольга вдруг расплакалась.

– Что же это, Оленька… вы ведь не любительница трогательных сцен, – не ожидая слёз, пробормотал Ильин.

Он так долго готовился к этой встрече, так много думал о предстоящем свидании, собирался выслушать упрёки и выдержать презрение… но слёз не ожидал. Женские слёзы были опасней наводнения – ничто не спасёт, если начнёшь в них тонуть.

– Простите. В самом деле, к чему сантименты? – не отрываясь от его плеча, всхлипнула Ольга. – Вы, несомненно, искали меня по какому-нибудь неотложному делу.

Михаил Иванович погладил её по голове, утешая, как ребёнка. Она отстранилась от него. Глаза ещё красные, ресницы слиплись от непросохших слёз, но взгляд уже ясный и сухой, не собирающийся убегать. Такая знакомая Оленька…

– Вас отпустили?

Он кивнул. Обнять бы её крепко, прижать к себе и никуда не отпускать… Но он уже отпустил… навсегда. И всё равно сюда шёл.

– Как вы здесь оказались? – она беспокойно оглянулась на дверь. – Вы рисковали столкнуться только что с человеком, не заинтересованным в безопасности чьей-либо репутации. С минуты на минуту он вернётся.

– Я никогда не отличался осторожностью.

Она не спрашивала больше ни о чём, а он готов был рассказать о многом.

– Вы должны уйти.

Ильин посмотрел на неё с грустью, причина которой уходила корнями в недомолвки прошлого. Так и останется недосказанным то, что не давало ему покоя эти годы. Вся жизнь в походах и экспедициях, наблюдениях и открытиях. Есть некогда, спать некогда, но мысли всегда находили время коснуться болезненной темы…

Ольга присела на оттоманку, прикрыв наготу волнения довольно зыбким спокойствием. Она понимала, что любое неосторожное слово способно прорвать её защиту – защиту от сомнений и бесполезных сожалений, которые бы уничтожили, разрушили мир, с трудом созданный ею вокруг себя, такой хрупкий и ненадёжный, но всё-таки мир.

– Оленька, – тихо заговорил он, опускаясь перед ней на колени, – простите мне мою нерешительность. Простите малодушие…