– Убирайся, – вспыхнула я. – Или…

Сокол забил крыльями, издав раздраженный клекот.

– Ах, какой взгляд! Ты меня сейчас им просто пришпилила, как к стене бабочку, – рассмеялась она, поглаживая крылатого разбойника. – Характер. Лелю никогда не нравились тихони, – гостья погладила ему спинку и светло-серый с темными полосами хвост.

– Вон из моего дома, – ледяным тоном велела я.

– А не то что? Леля позовешь? – фыркнула та, откровенно забавляясь ситуацией.

– И позову. Прямо сейчас.

Мы застыли друг против друга. Прошла минута. На исходе второй минуты я почувствовала себя глупо. Когда у тебя есть вечность, ты можешь просмотреть каждую соломинку в стоге сена, одну за другой, пока не найдешь иголку. Вечности у меня в запасе не было. Ну и что делать? Взаправду кричать Леля?

– Хорошо, – сдавшись, сказала я. – А Лелю ты кто будешь? И чего от меня хочешь?

– Ты опять за своё? – возвела очи Оля.

– Да, я упертая. Так кто же ты?

– Родня близкая. Или дальняя. Это смотря откуда считать. Зови меня Ольга, – ответила гостья. И настала моя очередь возводить очи.

Обходной маневр с называнием собственного имени – ну-ну. Славянская бытовая магия запрещала называть другому человеку свое имя, так как знание имени давало власть над его хозяином. Поэтому никто не говорил «моё имя такое-то», а было принято употреблять разные шутки-прибаутки или более вежливые обороты вроде «меня зовут».

– Как твоё имя? – прямо спрашиваю чужачку, мысленно перебирая имена славянских богов и нечисти. На ум, правда, кроме Перуна, Даждьбога и загадочного Михрютки не приходило – сама не пойму, откуда это имя в голове взялось.

Ольга хмыкнула:

– А ты быстро учишься. Моему братцу с тобой повезло. Или не повезло?

Братцу? Да, у Леля вроде была сестра. Что-то смутно припоминаю из курса лекций по религии древнего мира.

– Если не ошибаюсь, Леля – вечно юная богиня весны, любви и продолжения рода? – Сама поражаюсь тому, как много разной информации, оказывается, есть в моей голове. Мысли мечутся, как стайка подростков, на вечеринку которых раньше времени вернулись родители хозяина квартиры. Одно дело хихикать по поводу каких-то далеких родственников Леля, и совсем другое – встретиться с ними лицом к лицу.

– Она, она самая, – ехидный голос, принадлежащий соколу, разбил повисшую тишину. – А вот со мной будет сложнее.

Кот, едва заслышав его голос, вновь вжался в меня, словно решил поиграть в «Чужого» наоборот: не выбираться из человеческого живота, а влезть туда целиком. Морщусь, отдирая от себя его когти. Птиц сказочно-мифологических я знала не так уж много, поэтому брякнула самое известное сказочное мужское имя:

– Финист Ясный Сокол.

Птица изумленно раззявила клюв, резко и шумно развернув крылья. Оля, то есть Лёля, залилась хрустальным смехом.

– Не в бровь, а в глаз, да, Вук? – обратилась она к ловчей птице. – Так что хоть она и человек, но человек не простой. Ой, не простой, кто бы меня не пытался убедить в обратном.

– Обычный я человек, – ощетиниваюсь. Не люблю, когда не понимаю смысла происходящего. – Так чего вы от меня хотите?

– Поговорить, – Леля опускается на диван с таким видом, что понимаешь – оттуда ее не сдвинут три эвакуатора. Её сокол мрачно следит за каждым моим движением – в интересах моей мебели, чтобы мрачный вид у него был вызван запором.

– О чем, господи, ты, боже мой?! – хватаюсь за голову. Я совсем-совсем не этого хотела.

– О божественном в том числе. Мавра, пойми, если бы я не хотела, чтобы ты знала, кто я, то не явилась бы сюда таким образом. Вселяться в человека – брр, – она передернула плечами.