– Ура, у нас получилось! Мы будем работать вместе!

Это была совсем маленькая фирма, состоящая всего из пяти человек, с нами – уже семь. Нас представили сотрудникам, упомянув о долгожданном росте и помощи по текущим правовым вопросам. Основным заданием первое время была правка и печать уже согласованных договоров. В офисе было всего два кабинета: один – директора и главного бухгалтера, как оказалось его жены, тучной, как и он сам; и другой – для нас, знатоков истины и буквы закона. Весь рабочий день нашего начальства состоял всего из пары встреч и трехразовой трапезы: утром, в полдень и ближе к вечеру бухгалтер превращалась в заботливую хозяюшку, которая вываливала из большого пакета контейнеры с едой и разогревала их в микроволновке, а мы в соседнем кабинете угадывали блюда с трех вдохов.

Конечно, это было не место для Энн, и через пару недель ее главным желанием было сбежать куда-нибудь подальше. Меня же затягивал процесс работы, я не видела узких, давящих со всех сторон стен и увядших цветов на подоконнике, не слышала посторонних запахов и, как остальные, наливала из крана воду, кипятила, заваривала растворимый кофе, а еще успевала делать и свою работу, и половину работы Энни. У нее самой главной задачей дня было найти место, где пообедать. Она каждый день находила новое уютное кафе, чтобы подкрепиться и пострелять глазками. Бизнес-ланч выходил дешевле, чем ужин в тех же самых местах, поэтому мы полностью отказались от ужина, сохраняя и наши небольшие денежные запасы, и наши фигуры от переедания на ночь. Я будто и правда заразила ее желанием иметь нормальную работу и мысленно благодарила Энни за то, что она из-за меня выбрала эту дыру. Хотя мы обе знали, что Энн вообще не могла работать, пока ей кто-нибудь не поможет, как я, и не возьмет часть ее дел на себя. В крупной корпорации с ней бы точно так не возились.

С первого дня я зарылась в «Эйфелеву башню» из документов и перестала замечать, как проходят дни. Утренний кофе в полдевятого утра в кофейне у нашего дома, обед с Энн (самая приятная часть дня) и семь вечера, когда у Энни находился повод куда-нибудь улизнуть. Я же предпочитала доделать все, что на меня нещадно сваливали, будто проверяя, где мой предел. И наконец, последнее время было десять вечера, когда в офис заходил охранник и просил собираться домой, чтобы все закрыть и сдать смену. До дома я добиралась уже по прохладному проспекту, издалека наблюдая, как поочередно в окнах гаснет свет. Потом все сначала.

На второй неделе работы, в пятницу, когда мы получили нашу первую часть зарплаты, Энн грустно собрала веер из трех купюр по сто баксов и сказала, что в ее жизни это самый маленький заработок, на который она посвятила драгоценное время. После работы она намеревалась приодеться и вновь поехать в клуб. Я сказала, что приеду позже, понимая, что максимум, на что меня хватит, – это доехать до дома. В семь вечера заканчивался рабочий день, и если в будни со мной порой на час задерживались еще пару сотрудников, то в пятницу еще три часа я проводила в полном одиночестве. Наедине с собой, в тишине мне удавалось сделать даже больше, чем за весь день.

Закрывая последний документ, я обратила внимание на заставку на рабочем столе, которую мне недавно поставила Энн, – темно-зеленая листва укрывала толстыми слоями стволы деревьев в парке. Я подняла глаза – передо мной были серые голые стены, тусклая лампа на потолке с холодным освещением, серый комод, зеркальный шкаф, в котором стройными рядами стояли графитовые папки, и темно-серые стулья на черных пластмассовых ножках. На подоконнике скучали два одинаковых по размеру и форме пыльных горшка с растениями, листья которых насквозь сжег солнечный свет, а за ними – три светящихся глаза светло-серого здания, в которые упиралось наше рабочее окно. Все, что я увидела вокруг, за считаный миг перенесло меня в следующий день после выпускного, когда я, спасаясь от шума улиц, стояла напротив картины Кристиана. Моя зеленая заставка на компьютере точно повторяла зеленый круг на его полотне. Может быть, Кристиан в картине хотел изобразить планктонную жизнь? Интересно, где он сейчас? Кристиан, Кристиан Смит… Фамилия сама всплыла в памяти, как будто и не терялась вовсе.