К счастью, беспокойство оказалось напрасным: Джонатан вернулся через час, заметно уставший, но невредимый. Миссис Тернер кивнула и отправилась сервировать стол, а постояльцы поднялись в свои комнаты, чтобы переодеться к ужину.

Кухарка заканчивала священнодействовать на кухне, Ван Хельсинг же в это время посвятил друга в детали своей встречи с лордом Гамильтоном и лордом Дарнемом и, подумав, решил также рассказать и о встрече с Ирен Адлер. Джонатан выслушал его с несколько рассеянным видом, лишь отметив, что охотно поспособствует в поиске дома, коль скоро все равно занят этим для графа, пусть только мисс Адлер поведает о своих предпочтениях. К тому же он абсолютно согласен с компаньоном в том, что ей не стоит сводить близкую дружбу с графом из Трансильвании, пусть даже тот в Лондоне совершенно законно и намерен придерживаться правил хорошего тона. Ему же профессор не задал ни единого вопроса, ожидая, пока молодой человек соберется с мыслями и изложит все сам. Однако подходящее время наступило только после ужина, когда они поднялись в библиотеку.

– Я никогда раньше не вел уголовных дел, – поведал Джонатан, снимая с полок толстые тома юридических справочников и складывая их на столе. – Вопросы наследования, недвижимость, бракоразводные процессы. Несколько раз ассистировал при защите обвиненных в незначительных преступлениях. Придется много всего изучить, – он окинул взглядом уже внушительной величины стопку книг, напоминающую средневековую башню, – да, и самым тщательным образом. Как вы думаете, профессор, я совсем сошел с ума?

– Вы взялись представлять интересы вашего друга в суде? – понял Ван Хельсинг. – Уверен, вы справитесь.

– Ему следовало бы нанять более опытного в криминальных делах защитника-барристера, – вздохнув, Джонатан присел на край стола. – Я обратился к паре знакомых, но они отказались браться за это дело. Один, правда, предложил версию с умопомешательством и убийством на почве помрачения рассудка и сказал, что мог бы попробовать добиться замены тюремного заключения на лечебницу для душевнобольных.

Джонатан дернул плечом, будто от холода, и Ван Хельсинг понял, почему: в прошлом им доводилось навещать одно из подобных заведений, и не имевший врачебной закалки адвокат наверняка предпочел бы туда больше не возвращаться.

– По крайней мере, – продолжил Джонатан, – я точно знаю, что бедняга Кэмпбелл не виновен и не лишился рассудка. И знаю, кто на самом деле совершил это преступление. Осталось только доказать это.

– Ваш друг все еще под арестом? – поинтересовался профессор.

– Да, заключенных по обвинению в тяжких преступлениях редко освобождают под залог. Хотя я и предполагаю, что его арестовали больше от безысходности, но Джеффри был слишком потрясен случившимся и не сумел представить убедительных объяснений, а полицейский инспектор выдвинул обвинение. Никаких прямых улик, никаких свидетелей, никакого признания – кроме его собственного в том, что он ссорился с покойным Бартоломью Филдом накануне! Поскольку ссора возникла из-за женщины, это сочли достаточным основанием для убийства! – Джонатан изменил голос, подражая тону судьи: – Посему, дело передать в суд.

– Стоит полиции кого-то арестовать, и вот уже возникает непреодолимое желание доказать, что именно этот арестованный виновен в преступлении, – прокомментировал Ван Хельсинг. – Очень сложно совладать с искушением.

– Мне удалось добиться отсрочки суда, – сказал адвокат. – У нас в Лондоне не любят затягивать, сегодня арест, завтра суд, послезавтра виселица. Теперь, по крайней мере, будет время подготовиться… Кэмпбелл будет ждать суда в тюрьме, но ему разрешили повидаться с невестой. Очаровательная девушка, узнала о происшествии из утренних газет и немедленно примчалась в полицию. После нее остались разрушения, сравнимые с последствиями средних размеров торнадо. Если я проиграю дело, она, вероятно, собственноручно меня четвертует.