Вероятно, схожие, мучительные чувства испытывали многие родители: кто-то, не жалея последних сбережений, спешно отправлял сыновей призывного возраста за границу, подальше от этого ада; кто-то, используя все мыслимые и немыслимые связи, добывал липовые медицинские справки, выкупал детей у войны, пытаясь уберечь их от безжалостной мясорубки. Салих так не поступил. Деньги, при отчаянном желании, он, возможно, и нашел бы – мир не без добрых или корыстных людей. Да и знакомствами в определенных, влиятельных кругах он не был совсем уж обделен. Но ему было… совестно. Стыдно. Казалось, бежать, прятаться, откупаться – это предательство. Не по отношению к государству, которое он сам часто проклинал в душе, а по отношению к чему-то большему – к самой идее чести, долга, мужской судьбы. Как бы там ни было, это твоя страна, твое государство; даже если ты сам готов разнести его в пух и прах за глупость и жестокость, не хочется, чтобы другие, чужие, отзывались о нем с презрением. Сын, Азамат, тоже отказался уезжать. «Это неправильно, отец, – коротко, но твердо сказал он тогда, глядя ему прямо в глаза. – Не по-мужски». И вот… Сколько уже минуло бесконечных, как полярная ночь, лет… Вернется ли? И если вернется, то когда? А главное – каким он вернется из этого пекла? Целым? Или… Эти неотвязные, как морок, мучительные вопросы терзали Салиха денно и нощно, высасывая из него остатки жизненных сил. Каждый резкий звонок в дверь, каждый пронзительный телефонный трель заставляли вздрагивать всем телом, как от удара тока: «Неужели это сын? Или… страшное известие о нем?» Эх… Безысходность.

Рев пылесоса давно затих, но тишина не приносила покоя. Почти сразу же из кухни, где Нафиса включила телевизор – этот вечный рупор тревог и пропаганды, – донесся ее раздраженный, надтреснутый голос, комментирующий очередной выпуск новостей:

– Вот, опять! Опять показывают! Дроны какой-то город атаковали… Десятки погибших… Господи, когда же это все кончится! А тебе, конечно, нет никакого дела до нашего ребенка! Вся твоя жизнь – эти твои игрушки да побрякушки! Ты просто бежишь от реальности, Салих, прячешься в своих нотах, как страус в песок!

Салих снова тяжело, прерывисто вздохнул. Что он мог поделать? Разве он, простой композитор, винтик в огромной государственной машине, в силах остановить эти войны, прекратить это глобальное, рукотворное безумие? Да он не мог усмирить даже бурю в собственном доме, погасить пожар одной-единственной семейной ссоры! Он – всего лишь сочинитель мелодий. Пылинка в вихре истории. Он… творец музыки… Музыка… творец…

И тут, в этой бездонной пропасти отчаяния, бессилия и вины, в мозгу что-то щелкнуло, переключилось. Словно в кромешной, непроглядной тьме души вспыхнула ослепительная, нестерпимая молния, на одно бесконечное мгновение осветившая ему путь – путь к спасению. Разница между бессилием и возможностью, между разрушением и созиданием, между отчаянием и надеждой предстала перед ним с такой оглушающей, такой первозданной ясностью, будто перед внутренним взором хлестнули огненные плети, сжигая всю шелуху сомнений и страхов. И Салих инстинктивно, судорожно ухватился за один из этих пылающих концов, вцепился в него мертвой хваткой, как утопающий хватается за соломинку. Идея, сначала смутная, как предрассветный туман, начала обретать форму, кристаллизоваться, просачиваясь сквозь толщу боли, обид и разочарований, как чистый родник сквозь камни.

Он должен написать Мелодию. Не просто красивую, трогательную музыку, каких написал уже десятки. Нет! Нечто несоизмеримо большее. Нечто невиданное. Мелодию, обладающую силой – реальной, почти физической силой! – очищать человеческие души от скверны ненависти, злобы и агрессии. Мелодию, способную остановить любые распри, любые конфликты – от мелких кухонных ссор до глобальных, истребительных войн. Эта музыка должна была стать не просто усладой для слуха, а своего рода психотронным оружием добра, катализатором, пробуждающим в людях самые светлые, самые глубинные, самые человеческие чувства: любовь, сострадание, эмпатию, уважение друг к другу. И тогда… о, тогда! – в семьях воцарится мир и понимание, прекратятся бессмысленные войны, а те, что уже полыхают, утихнут сами собой, как лесной пожар под спасительным ливнем. Все люди на этой измученной планете будут жить в гармонии и единстве, как братья и сестры единой семьи человечества.