– Это же са-мо-лёт, Гриша, а не телега с лошадью. Что мне делать, топором твоим, в самолёте? Если только некоторым пассажирам мозги обухом вправлять…

– Чего-о! Разговорчив, я гляжу, ты стал! – Князь выпрямился: грудь колесом, взгляд в упор.

– Эй, куда сани поставить? – отвлёк ссорящихся бас Артюхова. Все оглянулись. Павел, пока шли эти пререкания, подошёл к саням и, взяв за переднюю поперечину, без особого усилия поднял их. Теперь стоял, держа передок на уровне пояса.

– Ну ты герой, Артюха! Здоровья в тебе! – восхищённо выдохнул после общей паузы Князь. Рыжик, между тем, подскочил, засуетился вокруг Павла, приговаривая: «Паша, пособлю сейчас, Паша, пособлю». Быстро снова взялся за сани Фёдор, подскочил и я, но поскользнулся, упал, и падая, повалил Рыжика.

– Сюда, давай сюда, Артюха, – уже распоряжался в стороне Князь решительным голосом, и Павел с Фёдором послушно потащили сани в указанную сторону.

– Всё, не мешают больше, – отпустился Фёдор. Павел протащил ещё немного, резко бросил. Закурили.

– Так что – тронули, – щелчком отбросив окурок, Фёдор решительно зашагал к машине, мы за ним.

– Как взлетим – вправо, Фёдор, забирай, вправо. Точь в Кулиге будем. Пять минут, и я в бане, – наставлял его сзади Григорий.

– Только предупреждаю, мужики: у меня топлива мало, не до разлётов, – через плечо бросил Фёдор, влезая в кабину.

Вновь трясло, болтало, скрипело, ревело на взлёте. Ко всему прибавилось ещё какое-то странное дребезжанье, доносившееся из кабины пилота. Казалось, сейчас начнут отлетать с пульта многочисленные приборы и покатятся через раскрытую дверь по грязному полу пассажирского салона.

Князь, севший впереди, только взлетели – всё крутил головой, глядя то в один, то в другой иллюминаторы, а затем решительно полез в кабину пилота. Что он говорил Фёдору – было не разобрать, только всё показывал рукой вправо. Выйдя от пилота, что-то объяснял Рыжику. Тот согласно кивал. Я тоже суетился вначале, то и дело поглядывая вниз на бесконечное однолесье, щедро прорезанное причудливыми изгибами речушек, да прямотой редких просек и дорог, белевших среди лесного многоточья. Но холод вновь дал о себе знать, и вскоре я опять был занят лишь своими совершенно закаменевшими ступнями. Да и села никакого внизу всё не было видно.

Глава 2. Князь

– Это, что ли, твоя Кулига? – донёсся сквозь рёв мотора голос Фёдора, обращённый к Григорию. Тот захлопотал опять, прильнул к окну, затем снова влез к лётчику и зарокотал там, размахивая руками. Чувствуя, как радостно толкнуло сердце, сразу забыв про бесчувственные ступни, я жадно ткнулся в стекло, предвкушая знакомые пейзажи родного села, но при этом отметил краем глаза недоумение на лицах Павла и Рыжика.

Разглядеть толком ничего не успел, а вскоре взгляд скользил уже по верхушкам густого осинника. Через несколько секунд сильно тряхнуло – приземлились. Пока самолёт замедлял бег, я увидел, как от аэропортовской будки отделилась небольшая фигура в шубе до пят и направилась к нам. Самолёт встал, винт выключенного двигателя, утихая, допевал свою монотонную песню. Фигурка между тем приблизилась и оказалась дедом в очках, имевшем, кроме шубы, из-под полы которой торчали подшитые валенки-баржи не по ноге, ещё и странную шапку-ушанку с татарским верхом. Князь, с явно растерянным видом, пошёл открывать дверь, бормоча: «Что это мы, не долетели, что ли …».

– Эй, дед! – крикнул он, запустив во внутрь волну холодного, но приветливого мартовского света. – Какая станция?

– Чево? – дед потянулся к раскрытой двери левым ухом, сдвинув набекрень остроконечный верх.