Беспалов бросил машину, пошёл пешком, прихватив с собой автоматическую винтовку. Оружием и сотней патронов он разжился в опрокинутом набок военном фургоне. Голова уже не болела, таблетки не требовались. Из ушей, носа и рта временами текла красноватая сукровица. А в теле, как ни странно, появилась лёгкость и какое-то необычное желание, исходившее совсем не из головы. Желание исходило от рук. Хотелось действовать, весело, со смехом. Прыгать, резвиться и убивать. Убивать синелицых. Чем больше – тем лучше. И обязательно делать пенальти их головами. Ведь с них всё началось.

Он прошёл несколько кварталов, мыча под нос песенку «В лесу родилась ёлочка», отплёвываясь от слизи и периодически прочищая от неё уши. Кто-то справа от него выскочил через разбитую витрину, опрокинул мусорную урну и побежал, виляя между машинами. Синелицый! Толстый, в дорогом грязном костюме, его руки безвольно раскачивались, как плети, а потерявшие цвет брюки были насквозь мокрыми.

– …Чу, снег по лесу частому под полозом скрипи-и-ит, – проурчал Эдуард, не спеша поднимая винтовку, которая по весу стала казаться совсем игрушечной. Дослал патрон. – …Лошадка мохнорылая…, – он осознанно переврал строку из песни, расплылся в злой усмешке, прильнул к мягкому окуляру оптического прицела. – …Тор-р-ропится, беж-ж-жи-и-ит…

Беспалов выхватил прицельной сеткой левую часть спины беглеца, устало передвигающего ноги, и плавно нажал на спусковой крючок. Мощный хлёсткий выстрел винтовки даже не поднял в воздух голубей, которые неподалёку клевали рассыпанную на асфальте зачерствевшую выпечку. Московские птицы уже привыкли.

* * *

…На пятый день катастрофы из главного бункера страны было объявлено «военное положение». А потом сверхпрочные ворота его закрылись и связь с бункером прервалась.

Лишённые командования армии увязли в больших городах или на их окраинах, не зная, что им делать, куда податься. Они стремительно таяли, яростно отбивая атаки агрессивных, выживших из ума соотечественников.

Улицы заполонили десятки тысяч людей с красными глазами, с сочащимся из ушей и носов гноем. Вооружённые чем попало они поджигали всё вокруг, нападали на людей, которые не претерпели никаких биологических изменений, рвали их на части. Последние собирали по улицам детей, объединялись в большие группы, иногда по несколько тысяч человек. Прикрываясь отрядами ополчения, немногочисленными полицейскими и военными, выжившие с огромными потерями пробивались в пригородные зоны.

Страна пошла вразнос.

Примечания:

1. Сюжет рассказа, имена, фамилии персонажей, название предприятия вымышлены.

2. Все совпадения описанного в рассказе с реальными событиями считать случайными.

Александр Васин

– Ну что сказать? Салага – он и в Африке Салага, – усмехнулся Седой и в одиночку влил в себя ещё немного водочки. – Всего два часа как пьём, а ты уже под стол скатился. Что за поколение выросло? Ни пить, ни жить не умеют.

Молодой, по кличке Салага, лёжа на боку, смог в ответ лишь икнуть. Он был пьян вдрызг, тело отказывалось отвечать на команды, но мозг лихорадочно соображал. Просто признать, что какой-то древний дед смог его вот так запросто перепить, Салага не собирался.

– Просто… ик… октябрь на носу… ик… Не люблю я эту осень… Депрессия у меня.

– А что так? – Седой облизал надкушенную ириску. С закуской, как водится, было не очень.

– На улице дубак, ночью… ик… вообще заморозки, а батареи не греют. Цены в магазинах растут, как грибы, ни закуски нормальной не купить, ни водки спирта «Альфа». Не пьём, а травимся.

– Не хнычь, скажи «спасибо», что вообще есть чем брюхо набить. Хотя в целом ты прав. Вот, помню, по весне, ассортимент был побогаче. И редисочка перепадала, и картошечка отварная. Я уж не говорю об икре. Как-то в апреле мы с Немцем побаловались икоркой. Чувство – аки в космос слетали.