– Это правда, – встрял в разговор агент Кей-Эй-Си-Эйч, как будто ни к кому не обращаясь. – Нам известно, что всех, кому присвоили эти якобы ни к чему не обязывающие офицерские звания, вызвали специальной повесткой и заставили надеть военную форму.

Лицо его при этом оставалось профессионально бесстрастным.

– Черт побери! – Ларс почувствовал, что свалял дурака.

Он сам не знал, почему отказался от почетного офицерского звания, просто так, капризу поддался. Формальное звание – формальный отказ. А вот теперь выходит…

– Выходит, я прав? – спросил Генри Моррис, пристально глядя на Ларса.

– Пожалуй, – подумав, ответил Ларс. – Я действительно с самого начала все понимал. Э-э, да черт с ними со всеми, – махнул он рукой и обратился к эскизам, которые принес агент Кей-Эй-Си-Эйч.

На самом деле все было гораздо серьезнее; трения его с Советом начались гораздо раньше и имели куда более глубокие корни, чем эта глупая история с почетным званием, приняв которое он стал бы марионеткой. Как ни крути, он демонстративно отказался войти в тот мир, где письменные документы теряли всякий смысл. В мир, на который, откровенно говоря, ему всегда было плевать.

Изучая эскизы мисс Топчевой, он снова лицом к лицу столкнулся с этой неприглядной стороной своей работы, да что там, и жизни их всех, включая членов Совета.

Вот, пожалуйста. И это ведь не случайно. Ложь пронизывала каждый проект. Он просмотрел фотографии и бросил их на стол.

– Тоже мне, оружие! – пробормотал он и обратился к агенту Кей-Эй-Си-Эйч. – Заберите это. Суньте обратно в свою папку.

Среди проектов не оказалось ни одного, который имел бы отношение к оружию.

– Что касается конкомодиев… – начал было Генри Моррис.

– А кто они такие, эти конкомодии? – спросил Ларс.

– Как это – кто такие? – изумленно посмотрел на него Моррис. – Уж кому, как не вам, это знать. Дважды в месяц с ними заседаете.

Он даже раздраженно рубанул рукой.

– Эту шестерку конкомодиев вы должны знать лучше всех в Западном блоке. Раскройте глаза: все, что вы делаете, вы делаете для них.

– А я и не закрывал глаз, – проворчал Ларс.

Он сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.

– Представь себе, когда ко мне прилип с вопросами робот-репортер и захотел узнать, как я достигаю поразительных результатов, я стал говорить ему правду.

На мгновение в кабинете повисла полная тишина.

– Вот почему они так хотели напялить на вас мундир, – пошевелился агент Кей-Эй-Си-Эйч. – Вы бы тогда больше не увидели перед собой ни одной телекамеры. Тем самым отсеклась бы любая возможность нежелательного поворота событий.

К эскизам на столе Ларса он так и не притронулся.

– А может, нежелательный поворот уже случился, – сказал Моррис, не отрывая взгляда от босса.

– Нет, – ответил Ларс, немного подумав, – ты бы об этом узнал.

«И на месте моей корпорации, – мысленно добавил Ларс, – давно уже зияла бы огромная яма. Аккуратная такая, ровненькая, и ни одна высотка рядом не пострадала бы. Каких-нибудь шесть секунд – и все кончено».

– У меня такое ощущение, что у вас с головой проблемы, – сделал вывод Моррис. – День за днем вы сидите за этим столом, разглядываете эскизы Топчевой, и потихоньку у вас съезжает крыша. Всякий раз, когда погружаетесь в транс, вы теряете частицу себя.

Он уже не сдерживался и говорил совсем резко.

– Дороговато это обходится. А кончится все тем, что в один прекрасный день к вам опять привяжется телерепортер с идиотским вопросом, вроде: «Ну, что там на вашей кухне новенького?» И вы ему выложите то, о чем нельзя даже заикаться.

Все присутствующие, и доктор Тодт, и Эльвира Фант, и агент Кей-Эй-Си-Эйч, с испугом смотрели на него, но ни один не проронил ни слова. А Ларс с каменным лицом уставился на противоположную стену, где висел подлинник Утрилло, который Марен Фейн подарила ему в канун Нового 2003 года.