— Остряк, — она замахнулась и хлопнула его по плечу. — Мне просто интересно, Хитклифф, как она отнеслась ко всему случившемуся, когда узнала?

А вот это уже ему самому не интересно. Хит молча отвёл взгляд, снова проследил за девушками, курсирующими между столами. Вот Элли задела чей-то стул и губы сложились в «извините», вот она улыбнулась словам Айды, и нос смешно сморщился… В груди будто появился воздушный шар, который стал расти и сдавливать лёгкие. А взгляд сестры на щеке уже, кажется, превратил в пепел щетину и начал прожигать кожу. Пауза затянулась.

— Ты ей не сказал, — наконец, изрекла Кати.

Зачем отрицать очевидное? Он плотно сжал зубы, выдерживая острый взгляд. Она запрокинула голову и уставилась в потолок.

— Пхах… — раздался невеселый смешок. —  Не верю, Хит. Просто не верю.

— Тебе и не обязательно. Иди уже работать.

— Она правда так и не знает? — Кати резко махнула рукой, указывая ладонью в зал.

— Нет.

— Но почему?!

В коридор вошла официантка с подносом. Сестра захлопнула рот и отскочила в сторону, освобождая место. Но испытующий взгляд не отвела. Пара секунд отсрочки — и на том спасибо. Кто бы знал, как сложно будет общаться именно с Кати? Хит скрестил руки на груди и прижался к стене, официантка пробежала мимо, опустив взгляд в пол, и скрылась в кухне. Тяжелая железная дверь несколько раз качнулась из стороны в сторону и остановилась, коридор снова опустел.

— Почему, Хит? — тут же прилетел вопрос.

Потому что слишком поздно и теперь уже глупо. Хит снова взял сестру под локоть.

— Ты взрослый человек, а максимализм в тебе такой же, как в восемнадцать, — он снова подтолкнул её к кухне.

— Максимализм? — Кати зло вырвала локоть из захвата. — Мои переживания за тебя и твою репутацию — максимализм?

— Прошло много лет, никому не нужно копаться в старом дерьме.

— И тебе не хочется справедливости? — она встала посреди коридора и уперла кулаки в бока. — Элли ведь наверняка смотрит на тебя, как на это самое дерьмо!

Терпение начало лопаться мыльным пузырём.

— Мы давно чужие люди. Чужие и незнакомые, — Хит подавил желание рявкнуть. — А он — её отец, и я не стану лезть в их семью, чтобы самоутвердиться, — он ткнул в сестру пальцем, голос понизился до угрожающего шепота, — И ты тоже не станешь, Катарина, запомни.

Как бы сильно ей этого ни хотелось.

Да, было тяжело. Обидно, горько, хотелось орать и разбить себе голову, что Хит, в общем-то, и сделал, а вместе с ней еще пять рёбер, ключицу и руку. Но… всё давно прошло.

Взгляды столкнулись. Так всегда бывает, когда два похожих друг на друга человека сдерживаются, чтобы не начать убивать. Кати заметно сжала челюсти, Хит практически навис над ней, отрезая от зала и оставляя путь только в дверь кухни. Мгновение растянулось.

Но вот сестра будто сдулась: плечи опустились, она рванула руки вверх и растёрла лицо ладонями.

— Ты сраная мать Тереза, — руки безвольно упали. — В двадцать такое еще допустимо, но в тридцать один это уже идиотизм.

По крайней мере, это прозвучало без прежнего запала.

— Dio mio… — Хит возвёл взгляд к потолку. —  Я сам виноват во всём, что со мной произошлою. Не хочу с тобой ссориться, правда, но ты подошла уже вот настолько близко, — он показал пальцами расстояние в дюйм.

Катарина хмыкнула. И – чудо! — сама сделала шаг к кухне.

— Я ничего не скажу, — она положила руку на дверь, будто собираясь толкнуть, но остановилась. — Но ты кретин, просто знай, — и впервые за весь разговор в глазах мелькнуло что-то вроде беспокойства. — Твоя ненормальная детская привязанность перекрыла путь кислорода к мозгу.

— Мы сделаем вечеринку и разойдемся до следующего общего праздника. Никто ни к кому не привязан уже очень давно.